Дикарка. Лика Конкевич

тормошила меня, виновато косившись в пол. Избегая взгляда Гали Палны.

      Наутро я узнала, что пацаны ночью выстроились в очередь за минетом к Наташке. Она делала это в туалете. Среди них был и мой «герой Витя».

      Не могу сказать, что я расстроилась. Скорее, подтвердила свои мысли о том, что я правильно берегу себя. И не подпускаю к себе мальчиков.

      По приезду домой увидела несколько полученных писем. Это самое приятное, что могло меня ждать. Потому тяну удовольствие и к изучению содержимого приступаю не сразу.

      Сначала съедаю торт, купленный мамой. Она всегда так делает, когда встречает меня из поездки. Снова «Ландыш». Мой любимый. Песочный с яблочным повидлом, залитый горьким шоколадом с веточкой нарисованного ландыша сверху. Я запиваю его всегда томатным соком.

      После, жадно вскрываю конверт, исписанный незнакомым почерком:

      «Здравствуйте, Лика.

      Вы, наверное, удивлены, кто это пишет Вам и откуда этот человек Вас знает. Согласитесь, не обязательно знать человека в лицо, чтобы общаться. Мне рассказали о Вас в хорошую сторону и это дает мне храбрости писать Вам.

      Мне 23 года, я живу в Сухуми…

      С уважением к Вам, Гия»

      И мне так хорошо стало. И история с Витькой отлетела в пропасть за моей спиной. Открывая дневник того периода, читаю:

      «Сегодня солнечный теплый день. Я уже почти смирилась с тем, что модных штанишек у меня не будет (мама заказала джинсы – «варенки», но их не смогли достать).

      Успокаиваюсь чаем с чабрецом и почти не плачу с утра. Несмотря на свободную квартиру (все домашние разошлись по своим делам), располагаюсь в своей комнате и закрываю дверь. (Эта моя привычка остается и сегодня).

      Вечером обязательно полумрак, мягкий свет от торшера в углу комнаты прямо на полу… и тишина, от которой становится еще теплее. Тишина в одиночестве обволакивает каким-то особенным уютом и добавляет уверенности в мои действия.

      Я читаю «Королек-птичка певчая» и настолько погружаюсь в книгу, что не сразу слышу звук открываемой двери. До моего слуха доходит, что это отец. Пьяный отец…. Всё моё рушится в один миг. Я застреваю в страницах турецкого сюжета и боюсь пошевелиться. Мне хочется спрятаться от того, что я наперед знаю.

      Без стука распахивается моя дверь и пружинистой неровной походкой он подходит ко мне. Я спрыгиваю с подоконника и встаю возле. Это отработанное действие. Точно знаю, что ему нужна поддержка сейчас. Так всегда. Он обеими руками обнимает меня и свисает всем своим хмельным весом на мои плечи. Тяжело. Трудно держать. Я стою и думаю, чтобы не вдохнуть этот запах.

      Запах выдавленного гнойника с кровью. Он перемешивается с любимым и родным потом папы. И у меня такой сложный выбор сейчас: сбросить эту пьяную тушу со своих плеч или принять его таким, какой он есть. Каким его не принимает в этой жизни никто, кроме меня. И, в подтверждение моих мыслей, до моего правого уха доносится слабое:

      – Доченька Моя… Любимая Моя… только ты одна меня понимаешь…

      Меня