Самая темная луна. Анна Тодд

прихватил удостоверение, оно лежало возле телика, – объявил Остин. – Кари, послушай… – начал он, когда я пошла на обгон грузовика с прицепом.

      – Нет! – рявкнула я.

      Брат сложил руки на коленях, и я добавила:

      – Потом.

      Я многозначительно покосилась в зеркало на Элоди. Она изучала свой живот, по лицу текли слезы. Поймав мой взгляд, Элоди сказала:

      – До переезда сюда у меня таких приступов не случалось.

      – Раньше ты жила по-другому. К тому же у тебя не было мужа на войне и ребенка размером с ананас в животе.

      В ее глазах вспыхнул слабый огонек, уголки губ на мгновение приподнялись.

      – Да. Это верно. Простите, что я вас переполошила.

      Она уже не плакала, но плечи еще вздрагивали.

      – Минут через десять приедем, – сообщила я.

      Остин потянулся к моей руке – в детстве он делал так, когда родители спорили в машине. Обычно это происходило при возвращении с какого-нибудь «увлекательного» семейного уик-энда, навязанного мамой. Она не выдерживала долго в доме, а папа не выносил ее, и мама придумывала очередную эскападу. Видимо, они не могли провести бок о бок целых два с половиной дня, поэтому на обратном пути, в воскресенье, кричали друг на друга. Все начиналось с папиной «шутки» и заканчивалось тем, что мама хлопала дверью и ночевала на качелях на крыльце. Клянусь, там мама чувствовала себя лучше, чем внутри папиного офицерского дома; она не ощущала его своим.

      Иногда из-за родителей мы с братом сближались, а иногда из-за них отталкивали друг друга. Сейчас я отдернула руку – в истории с вербовкой Остин выступал в отрицательной роли. В роли нашего отца. Тот наверняка поспособствовал зачислению Остина на службу, но в этот раз предали меня не родители, а брат, и я не хотела его прикосновений. Даже его присутствия в машине не хотела.

      Брат прислонился к боковому окну и уставился перед собой. Знакомый взгляд. Тоска, жажда прощения и принятия. Я не в силах дать этого Остину. Он ведь не шину на моем велике проколол и не кукле голову отломал, как в детстве. Поступок брата совсем другого масштаба. Небо и земля. Пусть теперь тоскует, я не желаю сдаваться и прощать лишь потому, что не могу видеть Остина несчастным.

      Он сделал выбор, хотя в детстве мы дали друг другу обещание. Остина отправят в лагерь для новобранцев. Затем в Ирак или Афганистан – или где мы там сейчас воюем? И что тогда? Армия погубит его, как губит все и всех. Только я пока не готова говорить с ним об этом. Не важно, сколько раз я проверяла телефон и перечитывала нашу последнюю переписку, на самом деле я не готова к этой битве.

      Мы ехали в тишине, все трое страдали, каждый по-своему.

      Глава 7

      Медсестра вызвала Элоди лишь через час.

      Я двинулась за ней следом – мимо сопливых краснолицых детей; мимо солдат в военной форме, не отрывающих взгляда от мобильных телефонов; мимо кучи других людей с телефонами, в том числе множества измученных родителей и гиперактивных детей. Приемная была огромной и навевала уныние, мы просидели молча весь час