Самая темная луна. Анна Тодд

думала, вернее, надеялась: если я заговорю, мягко и нежно, это напомнит ему о ночах, проведенных в моей постели, о шепоте маленького вентилятора на комоде, о словах и звуках, которые слышал от меня лишь Каэл. Если он услышит голос, мой голос, и вспомнит все, как помню я, тогда на лице Каэла проступят печаль и сожаление. Еще я надеялась, что он не слышал, как несколько секунд назад я произнесла его имя. Пусть не мечтает… манипулятор… он… Я мысленно себя оборвала и заговорила как можно небрежней, впившись ногтями в ладони:

      – С Элоди все хорошо. Мы приезжали проверить состояние малыша, потому что у Элоди…

      Я осеклась. Ни к чему обсуждать случившееся без ее согласия.

      Не мое дело сообщать Каэлу о приступе паники, судорогах и прочем. Мое дело сказать – на беседы нет времени, нам обоим нужно позаботиться о друзьях. Однако мы почему-то стояли, точно ковбои на Диком Западе, и ждали, кто уйдет первым.

      – Что-то произошло? – спросили Каэл и Мендоса почти хором.

      – Мы пока ничего не знаем. И Элоди еще не говорила с Филипом, не нужно торопиться, дай ей возможность сообщить самой, – обратилась я к Каэлу.

      Фраза прозвучала так, будто я репетировала ее целую неделю. Дура!

      Он лишь кивнул и отвернулся к Остину.

      – Конечно. Как Эль? – спросил у брата, произнеся ее красивое имя с нежностью.

      Остин объяснял, Каэл слушал, а я смотрела на его бесстрастное лицо и ощущала жгучую боль в груди. Внутри все плавилось. Он, несомненно, переживал за Элоди и малыша, однако сохранял спокойствие, прямо-таки пугающее, пока Остин расписывал подробности драмы с «Фейсбуком» и родителями Элоди.

      – Мы перепугались, но она в порядке, – закончил он. И добавил, вытерев взмокший лоб: – Надеюсь.

      Каэл холодно кивнул. Лицо солдата, выполняющего свой долг. Почему Каэл на меня даже не взглянет? Во рту пересохло. Остин спросил Каэла о чем-то, но я не расслышала, так громыхали в голове беспорядочные мысли.

      Я уставилась на его губы, на резко очерченный квадратный подбородок. Каэл был свежевыбрит и, в отличие от меня, выглядел молодо. Меня обсыпало прыщами, я не стала накладывать косметику, чтобы не забивать поры еще сильнее. Каэл же, судя по виду, спал не меньше восьми часов, вовремя пил кофе и ни о чем не переживал, ни капельки. Зря я не накрасилась! Не ожидала встретить Каэла… Никого встретить не ожидала и никуда не собиралась, кроме своей полутемной рабочей кабинки. Мои волосы были присобраны кое-как, на макушке виднелись следы плохо втертого сухого шампуня, а корни оставались влажными после дождя. Глаза припухли от недосыпа и уныния.

      Каэл же, надо полагать, жил припеваючи. Даже в резком свете стерильной больницы темная кожа Каэла сияла. Ему безумно шли мятно-зеленая толстовка и черные спортивные штаны. Они облегали крепкие ляжки и идеально сидели на бедрах. Меня всегда восхищало, как замечательно смотрится на нем простая одежда.

      Мои пальцы дрогнули, когда я перевела взгляд на лоб Каэла, на шрам над густой бровью. На ощупь он такой мягкий, я помню… Казалось, я не видела Каэла много месяцев, хотя прошла пара недель. На нем были белые кроссовки, явно новенькие. На мне – грязные, плохо зашнурованные