Обитель Апельсинового Дерева. Саманта Шеннон

его голоса содрогнулась земля. Он был таким глубоким и низким, что Тани не сразу поняла.

      Четверо послушно выпрямили спины. Самый большой из сейкинцев опустил голову, чтобы глаза пришлись вровень с их лицами. Между его зубами мелькнул длинный язык.

      Мощно толкнувшись лапами, он вдруг взлетел в воздух. Все ученики попадали ничком, стоять остался один морской начальник. Он раскатисто хохотал.

      Млечно-зеленая лакустринская дракана показала зубы в усмешке. Тани почудилось, что она проваливается в бурные водовороты ее глаз.

      Дракана вместе со всеми родичами поднялась над городскими крышами. Плоть – это вода. Когда дымка божественного дождя пролилась с их чешуй, промочив людей на земле, сейкинец вздыбился, вдохнул и выдохнул могучий порыв ветра.

      Все гонги храма отозвались ему.

      Никлайс проснулся с пересохшим ртом и ужасающей головной болью, как просыпался тысячу раз. Он поморгал и протер уголок глаза костяшкой пальца.

      Звон колоколов.

      Вот что его разбудило.

      Он пробыл на этом острове шесть лет, а звон слышал впервые. Подняв трость, он встал, налегая на палку так, что задрожали руки.

      Должно быть, тревога. Пришли за Сульярдом, схватят их обоих.

      Никлайс в отчаянии завертелся на месте. Оставалась одна надежда – уверять, что пришелец спрятался в доме без его ведома.

      Он выглянул из-за ширмы. Сульярд крепко спал лицом к стене. Этот хоть умрет спокойно.

      Солнце слишком расщедрилось на свет. Рядом с домиком Никлайса сидел под сливовым деревом его помощник Муст и его сейкинская супруга Паная.

      – Муст! – крикнул Никлайс. – Что за шум такой?

      Тот только рукой махнул. Никлайс, выбранившись, сунул ноги в сандалии и, отгоняя чувство, что идет навстречу гибели, вышел к ним.

      – Доброго тебе дня, достойная Паная, – с поклоном поздоровался он на сейкинском.

      – Премудрый Никлайс… – В уголках глаз у нее пролегли морщинки. Она одевалась в светлые тона, одежда по голубому тону была расписана белыми цветами, рукава и ворот вышиты серебром. – Тебя разбудили гонги?

      – Да. Смею спросить, что они означают?

      – Звонят в честь Дня Выбора, – объяснила сейкинка. – Старшие ученики домов учения закончили курс и переходят в ряды ученых или стражи Бурного Моря.

      Стало быть, иноземцы тут ни при чем. Никлайс все еще обливался потом. Он достал платок, утер лицо.

      – Здоров ли ты, Рооз? – спросил Муст, прикрывая глаза от солнца.

      – Ты же знаешь, как я ненавижу здешнее лето. – Никлайс запихнул платок в карман. – День Выбора проходит каждый год, так? – спросил он у Панаи. – Но я впервые слышу звон.

      Теперь колокола сменились барабанным боем. Пьянящие звуки веселого праздника.

      – А… – еще шире улыбнулась Паная. – Но сегодняшний День Выбора особенный.

      – Вот как?

      – Разве не знаешь, Рооз? – хихикнул Муст. – Ты ведь прожил здесь дольше меня.

      – Этого Никлайсу могли не сказать, – мягко вступилась Паная. –