Кракен пробуждается. Джон Уиндем

раньше я и не мечтал о столь прославленной компании. Но в свое время мне хватило ума жениться на Филлис, «окольцевав» ее прежде, чем она обнаружила, какой у нее был широкий выбор.

      Это была ее игра. Моя роль в подобных представлениях довольно скромна – я поднимаюсь на палубу и демонстрирую свою общительность. Дальше следует партия Филлис, в которую я не вмешиваюсь. Мне остается только наблюдать, как разворачивается нечто среднее между шахматной игрой и искусным надувательством. Следить, как она реагирует на неожиданный ход противника, – одно удовольствие. Филлис редко проигрывает.

      На этот раз она подвела собеседников к нужной теме между первым и жарким.

      – До сих пор камнем преткновения было нежелание признать в качестве причины некий Разум, – заметил Малларби. – То, что произошло сегодня, – первый шаг к признанию.

      – И все равно Разум остается под вопросом, – отреагировал Беннел. – Граница между инстинктивным и разумным весьма условна, особенно когда речь идет о самозащите. Хотя бы потому, что и то и другое может вызвать одну и ту же реакцию.

      – Но вы же не станете отрицать, что даже независимо от причины это совершенно новое явление?

      Собеседники вошли в азарт – Филлис добилась своего. Расслабившись, она поудобнее устроилась в кресле и вся превратилась в слух.

      – Я могу предположить, – говорил Беннел, – что это существовало там, в Глубинах, столетиями, неизвестное нам, пока мы не влезли со своими исследованиями в его экологическую нишу.

      – Конечно, можно предположить и такое, – согласился Малларби, – но я бы не стал. Бибе и Бартон тоже спускались в Глубины, однако с ними ничего не случилось. Вы также не учитываете оплавленные тросы, а уж это трудно объяснить инстинктами.

      Беннел усмехнулся:

      – Все теории, которые я слышал до сих пор, имеют множество слабых мест. Моя – не исключение.

      – А гибель американского судна? Это что, по-вашему, – статическое электричество? – саркастически спросил Малларби.

      – Я недостаточно знаком с деталями, чтобы утверждать, будто это невозможно.

      – Боже мой, – фыркнул Малларби. – Утешение для детишек и дурачков.

      – Пусть. Но если выбирать между двумя теориями – моей и Бокера, – я предпочту первую.

      – Я не последователь Бокера. Его предположения мне, так же, как и вам, кажутся нелепыми, но посмотрите, с чем мы столкнулись: обилие гипотез, неспособных объяснить ничего и взаимоисключающих друг друга – с одной стороны, и гипотеза Бокера – с другой. И ведь какой бы фантастической мы ее ни считали, она связывает вместе больше данных, чем все остальные.

      – Жюль Верн мог бы предположить версию не хуже, – съязвил Беннел.

      Ни я, ни Филлис ничего не слышали о гипотезах Бокера, но по тому, как Филлис уверенно вмешалась в разговор, это было трудно предположить.

      – Вероятно, – слегка нахмурившись, сказала она, – не стоит вот так, просто отбрасывать теорию Бокера.

      Это сработало. Через несколько минут мы были