Библиотека в Париже. Джанет Скеслин Чарльз

разрешали ходить в библиотеку во время войны.

      Прежде чем я успела спросить, почему не разрешали, кто-то постучал в дверь.

      – Миссис Густафсон?

      Это оказался папа, что означало – уже шесть часов, время обеда, и мне грозили неприятности. Вытерев с губ крошки, я стала придумывать причины. Время так быстро прошло, я должна была задержаться, чтобы помочь…

      Миссис Густафсон открыла дверь, и я ожидала настоящего урагана…

      Но у папы были отчаянные глаза, его галстук съехал на сторону.

      – Я везу Бренду в госпиталь, – сказал он миссис Густафсон. – Вы не могли бы присмотреть за Лили?

      Я хотела сказать, что это не обязательно, но папа уже умчался, не ожидая ответа.

      Глава 3. Одиль

      Париж, февраль 1939 года

      Тень церкви Сент-Огюстен нависла над маман, Реми и надо мной, когда мы возвращались с очередной скучной воскресной службы. Вырвавшись из давящих облаков благовоний, я вдохнула ледяной ветер, чувствуя облегчение оттого, что оказалась вдали от священника и его унылой проповеди. Маман подгоняла нас вперед, мимо одной из любимых книжных лавок Реми, мимо boulangerie, где булочник с разбитым сердцем постоянно сжигал хлеб, к порогу нашего дома.

      – Кто у нас сегодня, Пьер или Поль? – суетилась маман. – Ну, кто бы это ни был, он явится с минуты на минуту. Одиль, не смей хмуриться! Конечно, папа́ хочет познакомить нас с этими людьми… И не все они работают в его участке. Но один может оказаться отличным кавалером для тебя.

      Еще один обед с ничего не подозревающим полисменом. Всегда было неловко, если гость проявлял интерес ко мне, и обидно, если он интереса не выказывал.

      – И смени блузку. Поверить не могу, что ты надела в церковь эту поблекшую тряпку! Что люди подумают? – бросила она перед тем, как умчаться на кухню проверить жаркое.

      В прихожей, перед зеркалом с облупившейся позолотой, я заново причесала свои темно-рыжие волосы, а Реми слегка смазал свои непокорные кудри каким-то маслом для волос. Во французских семьях воскресный обед всегда был ритуалом почти таким же священным, как месса, и маман настаивала, чтобы мы выглядели как можно лучше.

      – Как бы Дьюи классифицировал этот обед? – спросил Реми.

      – Это легко. 841. «Одно лето в аду» Рембо.

      Реми засмеялся.

      – Сколько мелких сошек папа́ уже приглашал? – спросила я.

      – Четырнадцать, – ответил Реми. – Могу поспорить, они просто боятся ему отказать.

      – Почему тебе не приходится терпеть такую пытку?

      – Потому что всем наплевать, когда мужчина женится. – Реми с проказливой улыбкой схватил мой шарф и намотал колючую шерсть себе на голову, завязав под подбородком, как это делала наша матушка. – Ma fille[1], у женщин так невелик срок хранения!

      Я хихикнула. Реми всегда умел взбодрить меня.

      – А при твоем поведении, – продолжил он, подражая резкому тону маман, – ты навсегда останешься лежать на полке!

      – На книжной полке, если получу работу.

      – Когда получишь работу.

      – Я не уверена…

      Реми

1

Моя дочь (фр.). – Здесь и далее примеч. перев.