Клад. Алан Черчесов

* *

      Чем суровее делалась жизнь за окном (что ни день – перекрытие дорог, оцепление улиц, мигалки, спецрейды, облавы, парады, салюты, концерты и скоморошные гульбища), тем становилось растение ранимей, недужней, затерзанней.

      – Сегодня меня не впустили в метро.

      – Забыла, что ты в четном списке?

      – Число перепутала.

      – Пробиралась назад сквозь казачьи кордоны?

      – Через отряды конной полиции.

      – Еще повезло!

      – Еще как повезло.

      – Говорят, к январю ограничат мобильную связь.

      – Это давно говорят. С тех самых пор, как впендюрили Руспаутину и похерили нам интернет.

      – Гони штраф.

      – Чего ради?

      – Запрет.

      – И с когда?

      – С понедельника.

      – Очередной циркуляр?

      – Привыкай: инородное слово. Включено в категорию терминов с агрессивно-тлетворным влиянием.

      – А в переводах использовать можно?

      – Дождись от минкульта инструкций. Но если добавить «скандально известный», то, думаю, можно.

      – Вот на Руси и построили хай-тек-средневековье!

      – Да какой там хай-тек! У нас на дворе Ренессанс-мракобесие.

      – Быстро ребятки управились.

      – Быстро. Они же в ответе за тех, кого приручили.

      – Быстро же нас приручили.

      – И все ради нашей с тобой безопасности.

      – Говорила тебе уезжать…

      – Тогда было рано.

      – А нынче уж поздно.

      – Чччерт, опять!.. Весь ужался, почах и изгорбился.

      – И прожилки на стеблях набухли, как вены, того и гляди разорвутся.

      – Не плачь.

      – Сто раз обещали при нем о плохом не трепаться!

      – Возьми себя в руки.

      – Это он потому, что ему за нас больно. Всем наплевать, а ему за нас больно…

* * *

      Вот что почти им запомнилось: раннее утро; ноябрь; дымное, грузное небо.

      На неубранной улице – слякоть. Подмерзшая за ночь, наверняка превратилась в стекло и по краям загустела стальными зубцами.

      Запеленатый в безверие луч лижет ядом окно.

      Глаза у супругов раскрыты и вчетвером безучастно глядят в потолок из бессонной, оборванной ночи.

      Ощущение: умерли.

      Знание: живы.

      За желтеющей стенкой – не поенный с вечера дивный цветок.

      За тягучим рассветом – привычное вялое действо: дождались будильника, прокляли все и обреченно воскресли.

      Рутина!..

* * *

      Через год или два – разговор:

      – Знаешь, что самое странное? Нас ведь никто не ломал.

      – Но в итоге сломали, как всех.

      – А им стыдно, как нам – этим всем?

      – Нам не стыдно, а стадно.

      – Хочешь сказать, мы – не мы, а они? Я – уже и не я, а она? Но которая?

      – Ты – не ты, а, опять же, они. Помнишь, у экзистенциалистов? Формула недолжного существования.

      – «Я живут»?

      – «Я думают». «Я делают». «Я любят».

      – А