Бумажный театр. Непроза. Людмила Улицкая

волос маленькие пучочки на макушке, остригает ножницами пряди и накладывает завитки на щеке. А потом кладет пальцы на лоб Любе, на то место, где начинают расти волосы, и с нежностью говорит:

      – В середине века женщины подбривали себе лбы в поисках этой линии. А вам природа подарила… Ну, и отчасти последствия рахита.

      …На столе – газета, на газете – металлическая подставка, на подставке – сковородка с жареной картошкой. Над сковородой – сестрички. Одна с вилкой, вторая с ложкой. Едят. Разговаривают:

      – А если обманет?

      – Да как обманет-то? За рубашку заплатил.

      – Нет, вообще!

      – А чего он нам должен-то? Подумаешь, посидели, кофе попили, щелкнул три раза…

      – Ой, а кофе-то этот, едрит его, меня чуть не сорвало…

      – А мне понравилось. И вообще, живут же люди… красота…

      – Чудно всё же.

      – Ой, сита́, бося́ва… Мне чудится, влипнем мы, – пророческим тоном говорит Вера.

      – А ты не бося́вай! Не хочешь, не ходи. А я пойду. Мне понравилось. Интересно ж!

      Зазвенел звонок. Три раза. Девочки встрепенулись.

      – Генка, небось, с Куцым, – предположила Люба.

      – Ой, на что они нужны… Открой поди, а то Лидия заругается.

      Вера идет открывать, Люба лениво доедает картошку.

      Входит Генка с Верой.

      – Привет.

      В комнату заглядывает соседка, без стука, уверенно.

      – Имейте в виду: если после одиннадцати хоть что – сразу и отцу, и в милицию.

      – Когда же это мы после одиннадцати? – вздрючилась Люба.

      – Мы тихо, теть Лид, – смягчила Вера.

      – Знаю я вас, из молодых да ранних! – фыркнула соседка. – Имейте в виду: чуть что – я к отцу!

      – Что – к отцу? К отцу? Мы совершеннолетние! – вдогонку уходящей соседке сказала Люба.

      – Дался ей отец! – хмуро сказала Вера.

      Пришедший вытаскивает две бутылки портвейна.

      – Стаканы дай, Люб! Вер!

      – Еще чего? Забирай! Здесь не распивочная, – отрезала Люба.

      – Да брось, Люб, Вер, чё? – бубнит Генка.

      – Да пусть его, – примиряюще говорит Вера, – пусть! – И ставит на стол стакан.

      – Разляжется потом, не вытолкаешь, – буркнула Люба.

      – Да я на полу, хошь, на коврике, Вер, ляжь со мной на коврике, а? – полушутил он.

      – А чего Куцый не пришел? – поинтересовалась Люба.

      – А чё тебе Куцый? Я не хуже, всё при мне! – ёрничает Генка.

      – Эт ты такой храбрый, пока Куцего нет, – поджимает губки Люба.

      – Да что ж он, с двумя зараз? – изумляется Генка.

      – А хоть бы и так, не твое дело, – неожиданно сердится Вера.

      Но стаканов на столе уже три. Генка заглатывает как удав. Девочки тянут лениво, потихоньку.

      – И как вас мать различает? – спросил Генка. – Похожи вы, аж жуть.

      – Умерла мать. Она различала. А отец путает, – отвечает Вера.

      – Бантики разные вязали, – дополнила Люба.

      – А куда? – шутит Генка.

      – А туда! – довольно гнусно