Человек войны. Валерий Николаевич Ковалев

подписанный лично Сталиным.

      Впечатленный последней встречей в Кремле с видным деятелем Коминтерна, лидером болгарских коммунистов Георгием Димитровым, он проникся особой заботой о «братушкам», повелев строго пресекать «любое самоуправство со стороны отдельных военнослужащих РККА в отношении гражданского населения и их имущества».

      О полуголодных, плохо обмундированных и часто недовооруженных красноармейцах в приказе не упоминалось. О работающей абы как, службе тыла также.

      Зато содержалось иное: отныне не только стервятникам – мародерам, которые, как известно, есть в любой армии, но и слишком инициативным грозил военный трибунал.

      Под эту раздачу и попал Дим Димыч.

      Слух о кабане достиг ушей высокого начальства. В лице бригадного замполита.

      – Подать сюда этого махновца! – приказал тот.– Я ему покажу, как нарушать приказы Верховного!

      Виновный был немедленно вызван в политотдел вместе с командиром роты.

      А там уже собралось что-то вроде «особой тройки»*.

      Военный прокурор, начальник «СМЕРШа» и председатель трибунала.

      – Ну что, допрыгался, герой? – взял быка за рога начпо и, подойдя к старшине, заложил руки за спину.

      – Не понял, товарищ подполковник!– вытянулся Дим. – Если можно, поподробнее.

      – Можно и так, – переглянулся главный чекист с прокурором, после чего зачитал бумажку, назвав таковую оперативным донесением.

      Из нее следовало, что старшина Вонлярский, при участии краснофлотца Дорофеева, двое суток назад доставил в подразделение свинью, отобранную у населения.

      – Было или нет? – вопросил председатель трибунала.

      – Точно так, было, – кивнул чубатой головой Дим. – Нам хозяин ее отдал безвозмездно.

      – Ты, лишенец, его просто запугал, – прозрачно взглянул смершевец на старшину. – Давай, колись сам, пока я добрый.

      – А вы все записывайте, – скрипнул ремнями в сторону двух писарей, – своего и прокурорского.

      Дим мучительно соображал, с чего начать, а потом сделал рожу ящиком и выдал.

      – Она хрюкала на товарища Сталина!

      У замполита отвисла челюсть, трибуналец икнул, а прокурор промокнул лоб платком. Такого они еще не слышали.

      – Ну да, – упрямо сказал Дим. – Хрюкала и мы ее пристрелили. А вы записывайте, чего рты открыли? – пробубнил в сторону писарей. – Чтобы все было слово в слово. Иначе не подпишу. И точка.

      Дело в том, что когда они с Жорой обихаживали свинью, то обратили внимание на недожеванную ее газету.

      Она была на болгарском, и там действительно был портрет Сталина, запечатленного с Димитровым. Вот это Дим и решил использовать в свою пользу.

      Удар попал в точку.

      Ставить в протоколах рядом имя великого вождя и свиньи, было смерти подобным.

      После длительной паузы, все взгляды обратились на бледного командира роты.

      – Он у тебя не того? – покрутил у виска пальцем военный прокурор. – Контузий не наблюдалось?

      – Было дело, – наморщил капитан лоб. –