Человек войны. Валерий Николаевич Ковалев

орден «Отечественной войны», а Дорофеев второй орден «Славы».

      Как-то в перерывах между боями, Дим вместе Жорой и Петром, навестил своего старинного приятеля по парашютному батальону, а теперь командира роты автоматчиков, старшего лейтенанта Георгия Калмыкова.

      Встречу, как полагалось «вспрыснули», и во время нее Георгий познакомил разведчиков со своим лучшим взводным Михаилом Ашиком.

      Лейтенант пришел в бригаду весной, успев повоевать пулеметчиком на Южном фронте и закончив офицерские курсы. А еще он был коренной питерец, и они с Вонлярским сразу нашли общий язык: Миша бывал в Москве, а Дим в Ленинграде.

      – Ну, застрекотали антилигенты, – ткнул Петра вбок Жора. – Давай, ротный, наливай, а то их не переслушаешь.

      Потом были еще несколько встреч, и Дим с Мишей по – настоящему сдружились.

      Одним днем Вонлярского вызвали в штаб, где новый замполит Емельянов предложил ему вступить в Партию. Мол, оборонял Москву, отмечен самим Ворошиловым и вполне достоен.

      В отличие от погибшего Александрова, он вдохновлял бойцов, как, правило, в политотделе, где «крепил ряды» и на передовой появлялся редко.

      – Спасибо, за доверие, оправдаю, – проникся Дим и тут же накатал заявление.

      Он верил в ленинскую партию большевиков (примером для него являлась мама), настоящим коммунистом был прежний комиссар и многие краснофлотцы.

      А спустя некоторое время майор вызвал Вонлярского опять и поинтересовался – ты почему скрыл, что твой дядя враг народа?

      – Какой враг?! – опешил старшина. – Такого быть не может!

      – Может, – последовал лаконичный ответ, и начальник показал ему официальную бумагу из «СМЕРША».

      В ней значилось, что Вавилов Михаил Михайлович, в октябре 1943-его осужден как контрреволюционный элемент по статье 58 п.10 УК РСФСР сроком на семь лет и отбывает наказание в исправительно-трудовом лагере.

      – Так значит, ты ничего не знал? – забарабанил пальцами по столу майор.

      – Не знал и не верю, – впился в него глазами Дим. – Это какая-то ошибка.

      – Наши органы не ошибаются, – отвел свои начальник. – Так что о Партии забудь. Можешь быть свободен.

      Когда бледный от ярости и обиды старшина вернулся в роту, встревоженные Жора с Петькой спросили, – что случилось?

      Он рассказал о разговоре с начальником политотдела, и ребята долго молчали.

      – Ты знаешь, Дим Димыч, – скрутив цигарку, чиркнул спичкой Дорофеев. – У нас в соседнем районе был председатель, который служил с самим Жуковым. В тридцать седьмом его посадили как шпиона, а перед самой войной выпустили. Мол, случилась промашка

      – За дядьку надо вступиться, – тут же принял решение Морозов. – Напиши Сталину и точка. Если надо, мы с Жорой подпишемся.

      – Спасибо, ребята, – сказал Дим, после чего отправил письмо маме.

      В нем он сообщил о том, что узнал и стал ждать ответа.

      Потом пришла весть из Тбилиси. Мария Михайловна писала, что она не хотела расстраивать сына и уже хлопочет