Либгерик. Олег Ермаков

если гора и действительность идентичны, как любят говорить твои коллеги, то они вполне одолимы.

      Кристина машет рукой.

      – Пустое.

      А вершина уже видна. На нее восходят три пожилых корейца или китайца, а может японца. И дружно что-то горланят.

      Последние ступени круто идут вверх. Кристина и Шустов взбираются на площадку, озираются, задыхаясь. Внизу Сеул, огромный и неведомый город с дорогами, домами, рекой, мостами, горами, музеями, ресторанами, дворцами, башнями, парками, он дышит, неясно гудит, как дракон, во все свои сопла, белеет снежной чешуей, выбрасывает столбы дыма.

      – Привет горе, – бормочет Шустов, ветер срывает его приветствие с губ и уносит куда-то.

      – Какой горе? – спрашивает Кристина, отворачиваясь от ветра.

      – Нашей, – отвечает Шустов.

      Кристина молчит, смотрит вниз, на дороги, по которым движутся крошечные спичечные коробки автомобилей.

      Корейцы фотографируются на фоне соседних гор, на фоне Сеула.

      – Ну и все-таки мы ее одолели, – спрашивает Шустов, – или нет?

      – Мы даже не знаем ее названия, – возражает Кристина.

      – Да назовем сами. Гора… э-э…

      – Поздних лет, – подсказывает Кристина и слизывает нечаянно немного помады с нижней губы.

      – Ты, как обычно, съедаешь помаду, – замечает Шустов.

      Кристина беспечно отмахивается и отвечает, что внизу подкрасится.

      – Хочешь пить? – спрашивает она.

      И Шустов кивает.

      – Но снег корейский есть не буду, – говорит он.

      – Пойдем вниз, там дымятся кофейни, – произносит она, как будто цитирует чье-то стихотворение.

      – Это цитата?

      Она качает отрицательно головой.

      – Когда-то я любил дальневосточных поэтов, – говорит Шустов. – Геолог Петров открыл это месторождение талантов созерцательных для меня. Чжуан-цзы, Лао-цзы… Нет, это не поэты. А поэты… как их там…

      Он морщит лоб, сдвигает вязаную толстую шапку на затылок.

      – Хм, нет, производителей дубленок, шуб и перчаток я знаю лучше. Pikenz, Paolo Moretti, Linnanen. А чудные творения Lapin Nanka Oy! Это действительно вау. Мягкие, пушистые оленьи шкуры из-за полярного круга. Семейный бизнес с полсотни лет. Шкура под ногами на даче у моря, на стене в кабинете, если вы писатель а-ля Хемингуэй. Это ли не поэзия? А шубы из финской лисы «Голденберг фурс»?! Надо было, кстати, в такой тебе сюда и приехать.

      – Это еще почему?

      – Я слышал, у них тут культ лисы. Лисы-оборотни. Вот это был бы фурор. Хотя твой хвост и так производит на них неизгладимое впечатление.

      – Перестань дурачиться.

      – А все же, с точки зрения ученого-биолога, почему это так у них тут? Что за странная страсть к лисицам? Может, они произошли от лисиц? Мы все от обезьян, а они от лисиц, чернобурок.

      – Это все как-то нелогично, дорогуша. Оборотней боятся, а не почитают. Формулируй точнее.

      Шустов постучал себя пальцем по шапке.

      – Ну я же торгаш, а не ученый.

      Кристина