Либгерик. Олег Ермаков

Сеула и встают в пробке. Водитель что-то говорит по-корейски. Музыка тихо льется. Всюду пыхтят автомобили. Время идет. Кристина начинает ерзать.

      – Да нормально, – успокаивает ее Шустов.

      Наконец трогаются. Стадо машин прется угрюмо по заснеженной дороге, слышны нервные гудки.

      Кристина вдруг замечает что-то и торопливо обращается к таксисту:

      – Oh, mister, please brake here, right here!

      Тот оборачивается и явно возражает:

      – But, madam, this is not a shoe store.

      – No, no, that’s what we need! – не уступает Кристина.

      Водитель сворачивает к обочине. Указывает на счетчик.

      – Обалдеть, – говорит Кристина, вытягивая шею, чтобы увидеть сумму.

      Шустов тоже таращится, но молча вытаскивает бумажник, набитый корейскими вонами, и начинает отсчитывать.

      В сыром воздухе резко раздаются все звуки, сигналы, визг тормозов, голоса. Они вышли прямо возле кафе. Да, за стеклом столики. Уже вечереет. Зажигаются окна. Снежные сумерки зябкие, диковинно чужие.

      – Ты решила закусить? Но как же новые сапоги?

      Кристина машет рукой.

      – Потом. Мне и так удобно.

      – Но мысы как-то по-турецки стали задираться вверх, – делится Шустов своими наблюдениями.

      – Пусть принимают нас за турецких подданных.

      – И на конференции ты хочешь красоваться в них?

      – Найдем сами магазин, купим новые. Это черное такси очень дорогое.

      Они поднимаются по ступенькам, открывают узкую дверь и оказываются в тесном кафе. Из-за стойки валит пар. Слышен грохот кастрюль, сковородок. За столиком сидят какие-то парни в синих робах, они отрываются от своих тарелок с супом и оглядываются на вошедших.

      – Аньён! – приветствует всех Кристина.

      Это словечко она выудила в интернете, из корейско-русского разговорника. Но почему-то в ответ никто не приветствует их. Парни отворачиваются к своей похлебке. Кристина и Шустов растерянно топчутся у порога, потом Шустов решительно направляется к стойке. Из пара выплывает кореянка в белом халате. На ее лунном лице тут же распускается улыбка. Шустов жестами объясняет, что им хочется чего-нибудь поесть. Кореянка кивает, но глядит все-таки растерянно. Шустов снова изображает поедание хорошей горячей пищи ложкой. Да хоть руками! Есть хочется зверски. Наконец женщина предлагает им занять места за столиком. Кристина и Шустов садятся у мутного запотевшего окна. На лице Кристины брезгливая гримаса.

      – Что не так? – спрашивает Шустов.

      – Запахи.

      – Запахи как запахи. Ну, чуток специфические… так мы ведь действительно в Корее. Но надеюсь, это не собачатина у них там варится-парится. И не змеи с тараканами.

      – Меня уже тошнит, хватит, а?

      – Ты же ученый. Ученая.

      – Господи, ну и что.

      – Как будто Павлов не расчленял собак. Какая разница, есть ли их или мучить, а потом на мыло. Все любят строить из себя таких паинек. Американцы тычут нам афганской разрухой, как будто сами не выжигали вьетнамские деревни, джунгли. Русские в Турции морщат носы, натыкаясь на мусорные кучи, как будто где-нибудь в Твери или Архангельске у них по-другому. Когда уже все трезво