Либгерик. Олег Ермаков

она.

      – А может, в нем и пойти? Буду как самурай снега. То есть – снеговик.

      – Куда пойти?

      – В город. Не каждый день просыпаешься в Сеуле. Довольно дорогое удовольствие.

      – Ты шутишь, – убежденно сказала Кристина.

      – По-моему, это ты шутишь. Или все еще спишь. Одно из двух. Проснись, красавица, пора. Друг прелестный.

      Кристина скривила губы.

      – Как-то… невкусно.

      – Уж лучше голливудского дорогого. Пошли.

      – Да ты что?! Там у Пушкина хотя бы было солнце, пусть и мороз. А здесь – мокреть. Мокрый снег. И он не кончается. Я, – проговорила она, плотнее запахивая толстый белый халат на груди, – никуда не пойду.

      – А на обед снова будут конфетки с чайком? Надо хотя бы купить яиц, масла, вон сковородка имеется, пожарим яичницу, вечный обед холостяков.

      – Чего это ты возомнил себя холостяком? Мы вместе сюда прилетели, дорогуша.

      – Друг прелестный…

      – Перестань.

      – Да сколько раз…

      – Ах, извини, действительно. Уж совсем не… Ну, хорошо. Договорились.

      – …И вот прикуплю, – продолжал Шустов, натягивая джинсы, – прикуплю лука, рыбы, хлеба, а может и картошки. Говорят, здесь есть какой-то знаменитый рыбный рынок. Я читал… Как его… Норя… Не помню, как дальше. Надо было купить путеводитель. Гид, видишь, побоялась снежных заносов.

      – Она завтра будет, пришла эсэмэска.

      – Зачем она нам вообще? Что за буржуйские прихоти?

      – Сами мы тут ничего не поймем. Это же другая планета. И английский тут не в ходу, – напомнила Кристина. – Да и зачем отказываться? Это подарок от компании.

      Шустов тяжело вздохнул:

      – Как я ненавижу новые времена.

      Брови у Кристины взлетели.

      – За что же? За поездку сюда?

      Шустов молчал, надевая рубашку, свитер. Потом обувался. Наконец, разгибаясь, ответил:

      – За этот подлый язык.

      Ноутбук с визгом двинулся по стеклу стола. Кристина сняла очки, с возмущением глядя на Шустова.

      – Что ты имеешь в виду? Что я не так сказала?

      – Да ладно.

      – Нет уж, скажи.

      – Ну, от компании. Рассказ от известного писателя имярек. Платье от кутюрье Зайцева.

      – О! О!.. А ваш язык, сударь любезный, просто всегда само совершенство. Просто шик и блеск сапожника, опора во дни сомнений и раздумий. Уши вянут.

      Шустов усмехнулся:

      – Иногда сильные переживания требуют сильных выражений. Это было свойственно даже Пушкину. А он – солнце.

      Кристина взяла стакан, сделала глоток. Повернулась к окну. Шустов шуршал курткой, заматывал шарф.

      – Так ты серьезно… Намереваешься… – проговорила глухо Кристина.

      – Намереваюсь, – сказал он.

      – Вымокнешь да и сляжешь с температурой. С твоим-то горлом. Даже от помидора из холодильника гланды тут же краснеют… Ой, – спохватилась она, театрально прикрывая рот рукой. – Что я сделала? Опять. От помидора. Или все правильно?

      Шустов улыбнулся на ее замечание.

      – Куплю водки. Заранее.

      – Угум,