Летняя книга. Туве Янссон

Три рогатые коровы вышли перед ними на дорогу. Они медленно шагали к деревне, раскачивая боками и отгоняя хвостами надоедливых мух, при каждом неторопливом шаге их кожа то морщинилась, то натягивалась снова. Потом коровы свернули в сторону, и наступила полнейшая тишина.

      Наконец бабушка прервала молчание:

      – А я знаю одну песенку. – Она немного выждала и запела скрипучим голосом, сильно фальшивя:

      Тру-ля-лей, тру-ля-лей,

      Эй, беги сюда скорей.

      Вот дерьмо коровье,

      Кушай на здоровье.

      Ешь его со смаком,

      Кака.

      – Что ты сказала? – прошептала потрясенная София, не поверив своим ушам.

      Бабушка пропела эту и в самом деле непристойную песенку еще раз.

      София вышла на обочину и зашагала к деревне.

      – Папа никогда не говорит «кака», – бросила она через плечо. – Где ты только набралась таких слов?

      – А вот этого я тебе не скажу, – ответила бабушка.

      Тем временем они подошли к сеновалу, перелезли через ограду, миновали скотный двор, а когда вышли к магазину, София уже разучила песенку и вовсю распевала ее, точно так же фальшивя, как и бабушка.

      Игра в Венецию

      Однажды в субботу София получила почту. Это была открытка с видом Венеции, а в адресе стояло ее имя – полностью, с «фрёкен» впереди. Никто в семье не видел раньше такой красивой открытки. На глянцевой картинке были изображены розовые и золотые дворцы, поднимающиеся прямо из темной воды, по которой скользили гондолы, свет их фонарей отражался на водной глади, полная луна сияла в темно-синем небе, и красивая дама одиноко стояла на мостике, высматривая кого-то из-под руки. Открытка была со вкусом украшена золотым тиснением. Ее поместили на стену, воткнув за барометр.

      София спросила, почему все дома стоят в воде, и бабушка стала рассказывать о Венеции, о том, как город постепенно погружается в море. Бабушке довелось там побывать. Она оживилась, вспоминая о своей поездке в Италию, ей захотелось рассказать и о других местах, которые она повидала, но София желала слушать только про Венецию и особенно про темные каналы с затхлой, пахнущей гнилью водой, в которую с каждым годом все глубже и глубже погружается город, уходя вниз, в мягкую черную тину, где погребены золотые тарелки.

      В такой жизни, когда твой дом медленно, но неотвратимо погружается в воду, а после обеда тарелки выбрасывают из окон, даже есть своя изысканность. «Мама, смотри, – говорит прелестная венецианская девочка, – сегодня и кухня затонула». – «Ничего, деточка, – отвечает ей мама, – у нас осталась еще гостиная». Потом они спускаются на лифте вниз, залезают в свою гондолу и плывут по улицам. Во всем городе нет ни одной машины, они уже давным-давно на илистом дне, все ночи напролет раздаются только торопливые шаги на мостах. Время от времени можно услышать музыку да еще скрип погружающегося в воду дворца. И по всему городу пахнет тиной. София отправилась на болото. У кустов ольхи вода побурела. Во мху и зарослях голубики девочка прорыла канал и обронила в него золотое кольцо с ярко-красным рубином. «Мама, мое кольцо упало в канал». – «Ничего,