Скандал на Белгрейв-сквер. Энн Перри

находился в обществе других членов семьи, не только по вечерам, но и ночью. Редко кто имел возможность уединиться, чтобы совершить, например, утренний туалет, не говоря уже о сне или отдыхе. Самые бедные из них ютились в одной комнатушке и могли лишь мечтать о лучшем. Долги росли, проценты съедали все, что удавалось заработать, а долгам не было видно конца. Жить в долг стало их образом существования.

      Питту искренне хотелось, чтобы убийца Уимса уничтожил все списки должников. Томас больше презирал и ненавидел злоумышленника за возможность использовать их, чем за то, что тот снес ростовщику полчерепа его же золотыми монетами.

      На пятый день расследования Питт, взяв экипаж, направился, наконец, на Боу-стрит – сообщить Драммонду, что пока он не нашел ничего, что позволило бы ему выдвинуть что-либо против лорда Байэма, но, с другой стороны, он не может полностью снять с него подозрения.

      Было уже после пяти часов пополудни, но солнце стояло высоко, и воздух был теплым. Ярко зеленели пышные кроны деревьев, на Линкольн-Инн-филдс играл оркестр. Питт высунулся из окна кэба и смотрел на детишек в яркой летней одежде, игравших в скакалку. Мужчина в жилетке с серьезным выражением лица, засучив рукава, запускал бумажного змея для маленького мальчика, который зачарованно глядел, как змей взмывает в небо. Парочка влюбленных, взявшись за руки, шла по аллее; девушка радостно смеялась, юноша держался так, будто знал себе цену. Прошла нянька с коляской, высоко неся голову, гордясь белоснежным, туго накрахмаленным передником, в котором отражалось солнце. Два старых джентльмена сидели на скамье. Греясь на солнышке, они казались несколько запыленными под его беспощадными лучами, но лица их были умиротворенными.

      К тому времени, как Томас достиг полицейского участка на Боу-стрит, он почти забыл о том всепроникающем чувстве человеческого отчаяния и безнадежности, которое преследовало его весь день и которое он ощущал, словно песок на зубах.

      Расплатившись с возницей, инспектор отпустил кэб и поднялся по ступеням участка. Не успел он закрыть за собой входную дверь, как услышал шум на улице. Наконец дверь с грохотом распахнулась, пропуская пятившегося задом полицейского, который увещевал наступавшего на него джентльмена плотного телосложения с бакенбардами на багровом от гнева лице. Стараясь вырваться из крепких рук полицейского, он бился, как рыба, попавшая на крючок. Несмотря на преимущество возраста и сноровку, молодой констебль явно не мог справиться с ним.

      Питт поспешил ему на помощь, и вдвоем они наконец обуздали строптивого джентльмена, уже понявшего бесполезность дальнейшего сопротивления. Когда тот внезапно затих, остановились все – констебль в измятом кителе и сбившемся набок шлеме, инспектор Питт с надорванным карманом и брюками со следами грязных ботинок сопротивлявшегося джентльмена и сам виновник шумной баталии. Его сюртук был порядком помят, сорочка порвана, ее пристегивающийся воротничок совсем отскочил; галстук затянулся