Ярко-серый. Валентин Беляков

краденый корабль без номеров в каком-нибудь городе.

      – А ну стой, мерзкая маленькая метиска! – донёсся из кессона рык Шафранта. Я нажала на кнопку закрытия люка и, обжигая ноги об расколённую почву, выжженную посадочными двигателями, бросилась бежать. За мной последовал Грюнтер – жёлтый всегда посылал его выполнять пыльную работёнку.

      Стоило мне углубиться в лес на несколько десятков шагов, как среди стрекотания бесчисленной живности я различила ритмично кричащие голоса и барабанный бой. Зелёный перестал преследовать меня, подчинившись Шафранту, голосящему:

      – Стой, стой, придурок, там летойцы! Они тебе кишки выпустят и съесть заставят! Быстрей на корабль, кретин!!

      Затаившись в зарослях, я видела, как закрылся люк корабля, слышала усталый гул стартовых двигателей. Через несколько минут я, восьмилетняя девочка, осталась одна в гуще первобытных джунглей Леталики. Точнее, наедине с толпой агрессивно настроенных аборигенов, которые, к счастью, пока меня не обнаружили.

      Как я узнала, выглянув из своего укрытия (густых зарослей кустарника, обрамлявшего просторную поляну), дикари были слишком заняты, чтобы заметить меня: они проводили странный, пугающий ритуал. Группа из трёх-четырёх десятков человек выстроилась в нестройные ряды по периметру поляны, кричала что-то, похожее на ритмичные речёвки спортивных фанатов, и приплясывала. В центре утоптанного пространства возвышался толстый столб, изукрашенный резьбой и пёстрыми узорами. К нему двое дюжих одетых в пончо парней (синий и оранжевый – вот странно!) привязывали отчаянно сопротивлявшегося подростка, голого по пояс и… Я даже сначала не поняла, чем меня смущает его тёмно-фиолетовый оттенок, и только через несколько секунд осознала, что он не фиолетовый, а чёрный!

      Мальчишка рычал, как дикий зверь, и пытался даже укусить своих мучителей, но его движения были хоть и сильны, но до странности неловки. Я с ужасом ожидала, что они будут мучить его или сразу убьют, но соплеменники, убедившись в крепости верёвок, завершили свой обрядовый танец и убрались восвояси.

      Оставшись один, подросток тихо заплакал, вяло дёргаясь в своих путах. Я мучительно колебалась между тем, чтобы броситься бежать, куда глаза глядят, и тем, чтобы выйти на истоптанную поляну и подойти к привязанному человеку. В конце концов я рассудила, что не зря всё племя привязало его там – может быть, он просто напросто заразный или сумасшедший, а если и не несёт опасности сам по себе – никто не обещал, что участь, грозящая юному дикарю, не перекинется на меня, если я к нему приближусь.

      Эта мысль не оформилась в моём восьмилетнем мозгу, а существовала скорее в виде смутных ощущений, но, подчиняясь ей, я развернулась и сделала несколько торопливых шагов прочь, с трудом и брезгливостью раздвигая руками колючие липкие заросли. Мы никогда не узнаем, что случилось бы, уйди я от него тогда (думаю, с большой вероятностью, я бы просто погибла), но в этот момент откуда-то сверху перед моим носом опустилась гусеница. Не подумайте, в своём родном секторе на далёкой Виоленсии я вовсе не боялась насекомых.