Кыш и Двапортфеля (сборник). Юз Алешковский

не знал, что такое пигмей, и рассказал Рудику, как мы купили Кыша и что документов на него нам не дали. Но он является помесью породистых собак со знаменитыми прапрадедушками.

      – Пигмей – это порода? – спросил я Рудика.

      – Да, – сказал Рудик.

      Кыш так и рвался поиграть с Герой. Уж он и визжал, и лаял, и просил меня, задрав голову:

      «Отпусти хоть на минуточку! Я ничего плохого не сделаю этой большой собаке… Мы поиграем! Отпусти! Жалко тебе? Да?»

      И я уже хотел отпустить Кыша, но тут Рудик, не разжимая губ, зачем-то сказал Гере:

      – Фас!

      Гера молча, как акула, бросилась на Кыша, а он рванулся ей навстречу. Ведь он не мог понять, что она нападает и хочет его укусить.

      У меня внутри всё похолодело от страха за Кыша, но я успел дёрнуть верёвку, и Кыш, взвизгнув, отлетел к моим ногам перед самой оскаленной мордой Геры, с налитыми кровью глазами.

      Гера так и лязгала зубами. А Рудик улыбался, вытянув в ниточку свои тонкие губы.

      Я первый раз видел, как он улыбается, и от этой улыбки его лицо было ещё злей и противней.

      Он с трудом удерживал рвущуюся с цепочки Геру и успокоил её в одну секунду коротким «фу!».

      Никогда ещё мне не было так страшно, как в эту минуту. И только я подумал, что всё страшное позади, как Рудик ещё раз сказал:

      – Фас!

      Гера снова взвилась на дыбы от злости, и снова это слово «фу!» её успокоило.

      А дрожащий Кыш, ничего не понимая, выглядывал из-за моих ног.

      Правда, я и сам не понял, зачем приучать собаку нападать на другую собаку, да ещё к тому же меньше её ростом.

      Рудик и Гера ушли со двора как ни в чём не бывало.

      Напоследок Рудик обернулся и серьёзно сказал:

      – В следующий раз захвати с собой перец и горчицу, чтобы Гера с аппетитом ела твоего пигмея…

      Гера так громко лаяла при этом, что наши соседи выглянули из окон и вышли на балконы.

      – Безобразие! Автомобилям запретили гудеть, а собаки лают!

      – Мало одного страшилища, вторая появилась!

      Мне было обидно-обидно. А Кыш после этой истории ходил за мной тихий, какой-то прибитый, не вспугивал голубей, не гонялся за опавшими листьями и, изредка поскуливая, спрашивал:

      «Ну, что я ей сделал? Не знаешь?»

      – Не знаю сам, – сказал я Кышу и послушал рукой: бьётся у него сердце от страха или не бьётся?

      Сердце Кыша билось часто-часто. Тогда я расстегнул рубаху и приложил руку к своей груди. Моё сердце билось ещё чаще, чем у Кыша.

      – Трусишки мы с тобой! – сказал я, и мне расхотелось гулять. К тому же надо было делать уроки. Писать в тетрадке чёрточки, крючки и другие линии от букв и цифр.

      18

      Перед тем как сесть за уроки, я взял ключ и пошёл проверить почтовый ящик. Мне показалось, что в нём сквозь дырочку что-то белеет.

      Газеты папа забирал утром, а это, наверно, было письмо или девятый номер «Юного натуралиста». Я очень любил этот журнал, и он всегда приходил вовремя. В нём было много интересных картинок и снимков разных зверей.

      Кыша я опять привязал к батарее,