Рабы Парижа. Эмиль Габорио

в своей кассе двадцатифранковую монету.

      – А это твоя доля, мой друг, – заметил он, вручая монету слуге.

      Но тот вместо того, чтобы ловко схватить монету, резко отдернул руку.

      – Извините меня, сударь, но, если я кому-то служу, то служу за жалованье и притом довольно высокое, так что в подачках не нуждаюсь, – отвечал тот с достоинством и, поклонившись, словно чистокровный квакер, медленным шагом вышел из кабинета.

      Маскаро только руками развел от этого невиданного зрелища.

      – И откуда только добыл себе Круазеноа такого редкого зверя, – проворчал он с некоторым беспокойством. Какое-то темное предчувствие не давало ему покоя. И все из-за того, что встретил порядочность и честность в обыкновенном слуге…

      – Уж не подлог ли тут? Черт возьми! Вот был бы сюрприз! И как раз тогда, когда дело близится к завершению и остается только протянуть руку и взять искомое! Да, видимо, со мной сегодня что-то не в порядке!

      Действительно, чем ближе наш герой приближался к цели своей удивительной игры, тем опасливей он становился. Он уже пугался собственной тени…

      В эту минуту в кабинет снова вошел Бомаршеф.

      – Опять ты здесь, – вскричал Маскаро, окончательно теряя терпение, – кто тебя звал? Будет у меня хоть минута покоя?!

      – Но я же ни в чем…

      – Убирайся вон!

      Но смиренный и преданный кавалерист не трогался с места.

      – Там пришел этот новенький!..

      – Поль?

      – Он самый!

      – Черт бы его побрал, что он шляется не в свое время, я ему назначил в час, чего же он суется раньше?!

      Далее он вынужден был сдерживаться, ибо Бомаршеф забыл запереть дверь. Поль, весь какой-то потерянный и истерзанный, в страшном волнении вошел в кабинет, было заметно, что с ним случилось нечто ужасное, чего его слабая, бесхарактерная натура вынести не могла.

      – Ах, милостивый государь! – воскликнул он.

      Маскаро знаком заставил его замолчать.

      – Оставьте нас, Бомар, – заметил он своему помощнику. – А вы садитесь в кресло, – прибавил он, обращаясь к взволнованному Полю.

      Тот не сел, а прямо-таки упал в него.

      – Конец, всему конец, – пробормотал он, – я пропал, я опозорен и обесчещен!

      Достойный старец скорчил участливую мину, хотя причина, убивавшая в настоящую минуту Поля, была ему как нельзя лучше известна. Но такова была его профессия, что он был обязан лгать, и лгать ежеминутно.

      Нежным голосом, поистине с родительским участием, он стал расспрашивать Поля, в чем дело, умоляя доверить ему свое горе.

      Поль, с невыносимой болью в груди и с неподдельным трагизмом, встал и объявил ему:

      – Роза! Роза меня бросила!

      При этом Маскаро вскинул обе руки к небу, как бы призывая его в свидетели того, какие пустяки могут тревожить его молодого друга.

      – И такие пустяки вас тревожат, – с неподдельным изумлением вскричал он, – и когда же, когда! В дни, когда перед вами открылось столь славное будущее!

      – Ах, сударь, я любил ее, любил мою Розу. Но это еще