Рабы Парижа. Эмиль Габорио

Кленшан описал все. Делал он это для себя, но вышло иначе. Вам, конечно, известно, как методичен и аккуратен был барон даже в своей повседневной жизни?

      – Известно, но что из этого следует?

      – А то, что барон очень исправно, с самой юности, вел дневник, куда записывал, и очень подробно, каждый прожитый день.

      Действительно, графу была хорошо известна эта привычка его друга и он теперь только стал догадываться, какая опасность нависла над ним.

      – Таким образом, не доверяя рассказам Людовика, эти люди, благодаря ловкости своих агентов, на целый день получили в распоряжение дневник барона, который заключал в себе описание всего сорок второго года…

      – Какая подлость, – проворчал граф.

      – Стали искать и нашли на целых трех страницах…

      При этих словах Мюсидан так быстро повернулся в своем кресле, что Маскаро немного оторопел и поспешно отодвинулся.

      – Да, это доказательство, – вновь цепенея от ужаса, пробормотал граф.

      – Прежде, чем отправить дневник на прежнее место, эти три страницы были из него вырваны.

      – Но где же, где же они, эти страницы?

      Маскаро принял очень серьезный вид.

      – Мне их не доверили, граф, я мог настолько проникнуться вашим отчаянием и горем, что отдать их вам. У меня есть только фотографии этих страниц, которые я и предоставляю вам, чтобы вы могли судить, написаны ли они знакомой вам рукой барона…

      И Маскаро подал графу снимок, сделанный очень искусно и отчетливо.

      Граф пристально вглядывался в него и, наконец, взволнованным голосом заметил:

      – Да, это, несомненно, рука барона Кленшана.

      Меж тем ни один мускул лица досточтимого комиссионера не дрогнул и не обнаружил той бешеной радости, которую он испытывал.

      – После этого, я полагаю, необходимо познакомиться, граф, с тем, что написано этой рукой, – подхватил он. – Не угодно ли вашей светлости самому пробежать эти страницы или прикажете это сделать мне?

      – Читайте вы, – отвечал Мюсидан, – сам я ничего бы не увидел там!

      Комиссионер придвинул свое кресло ближе к столу, где стояли свечи.

      – Судя по слогу, – заметил Маскаро, готовясь к чтению, – это было написано в день происшествия, вечером. Итак, я начинаю:

      «Год 1842, 26 октября. Сегодня рано утром мы отправились на охоту с графом Октавием Мюсиданом, сопровождаемые егерем Людовиком и юношей по имени Монлуи, которого Октавий готовил к себе в управляющие.

      Утро обещало прекрасный день. К полудню мы уже убили трех зайцев. Октавий был очень весел и доволен.

      Мы стали переходить во владения Беврона, я шел шагов за пятьдесят впереди с Людовиком, как вдруг за нами раздались голоса, зовущие нас обратно. Подходя, мы услышали спор между Октавием и Монлуи, спор до того острый, что граф даже занес руку на своего любимца, будущего управляющего.

      Я уже хотел было подбежать к спорящим, как увидел, что Монлуи стремительно бежит к нам. Я крикнул ему: «Что случилось?», но вместо того, чтобы отвечать мне, несчастный обернулся к