Мент поганый. Николай Леонов

до него доносились с экрана телевизора, их произносили парламентарии разных уровней. Гуров в депутатском корпусе не состоял, слушал спокойно, ногами не топал, руками не хлопал, чем довел оратора до естественной реакции – жена заплакала. Он, презирая себя, обнял недавно любимую женщину, произнес затертые слова о милосердии, ее молодости, о светлом будущем, помог упаковать чемодан и облегченно вздохнул, когда Рита уехала. Вечером он заплатил немыслимые деньги за две бутылки водки. Последним воспоминанием о знаменательном дне остался какой-то ушастый слюнявый мужичонка, упрямо убеждавший Гурова, что в семье не без урода, и вот, смотри, как получается, хоть и паршивый интеллигент, а тоже оказался человеком. В общем, покорешались.

      Родители восстановили, точнее, построили заново дом, расположенный в станице Красное под Херсоном. Гуров писал им регулярно, не лгал, в ближайшее время приехать не обещал. Однажды отец прилетел в Москву, в министерство, дооформлял документы. Встреча прошла в дружественной, немного прохладной обстановке.

      И хотя Гуров чувствовал себя вполне прилично, врачи время от времени приглашали его на обследование и настойчиво рекомендовали бег трусцой и легкую гимнастику. Сначала Гуров бегал неохотно, превозмогая себя, затем втянулся. В тренажерном зале он бывал и до ранения, но теперь, когда времени стало больше, увлекся и начал «качаться» всерьез. Рядом тренировались молодые здоровые парни, он почувствовал азарт соревнования, увеличивал нагрузку и за несколько месяцев оброс солидной мускулатурой, плечи раздались, налилась спина, а ноги у него были длинные и талия тонкая от рождения. Гуров посмеивался над собой, но занятия занимали много времени, отвлекали от невеселого бытия, да и чувствовать себя сильным и ловким доставляло удовольствие. С год назад он начал заниматься в секции восточных единоборств и, к немалому удивлению тренера, не бросил тренироваться через неделю, приходил регулярно и добился определенных успехов.

      А вот на работе у него все развалилось. Сменилось высшее руководство, полковнику Орлову дали генерала и перевели в министерство начальником управления, генерал Турилин вышел на пенсию. Гуров работал с ними больше пятнадцати лет и не понимал, что постоянно находился под их опекой, скорее защитой. Как большинство талантливых людей, он был плохим дипломатом, в личных отношениях человеком открытым и прямолинейным. Он искренне верил, что большинство коллег относятся к нему если и не превосходно, то уж наверняка уважительно, а о наличии недоброжелателей, завистников задумываться сыщику было недосуг.

      Когда друзья-руководители ушли, Гуров словно заново родился и походил на человека, которого долго держали в изоляции от бытовых неурядиц и неожиданно вытолкнули в недоброжелательный мир, полный недомолвок, подтекстов, интриг и фальшивых улыбок. Зависть завистью, но после ухода Орлова никто из оперсостава не сомневался, что назначение Гурова на должность начальника отдела – дело решенное и приказ последует незамедлительно. Жизнь показала, что розыскники