Игрушка Двуликого. Василий Горъ

ворот увидели все. И ожерелье – тоже. Что интересно, мужчины смотрели не столько на украшение, сколько на видимую часть груди. А женщины, не отрываясь, пялились на камни. Видимо, пытаясь оценить стоимость сделанного дара.

      Меня злило и то, и другое – и грудь, и ее хозяйка принадлежали МНЕ! А стоимость того, что мне подарила Мэй, нельзя было выразить и ведром слез Эйдилии!

      Увы, моя гард’эйт считала по-другому – с каждым новым взглядом она чувствовала себя все увереннее и увереннее. И чуть было не плавилась от удовольствия.

      Мои мучения продолжались сравнительно недолго – когда мы подошли к непривычно безлюдной тренировочной площадке, нас догнала Шарати и, поравнявшись с Мэйнарией, тихим шепотом сообщила ей, что по а’дару свадебный дар полагается носить поверх араллуха.

      Ожерелье тут же переместилось на нужное место и вызвало непередаваемый восторг девчушки:

      – Ух ты, какая красотища!!!

      – Взято кровью… – не преминула сообщить Мэй. – В моем присутствии! Представляешь?

      Дальнейшего щебетания я не услышал, так как поймал взгляд спешащего к нам Унгара Ночной Тиши. И приготовился к неприятностям…

      Глава 6

      Баронесса Мэйнария д’Атерн

      Второй день третьей десятины второго травника

      …Тот, кто когда-то выпустил на свет[49] душу этого камня, был эйдине[50]. Или истинным потомком Бога-Воина. Ибо ни один обычный человек не смог бы увидеть в нем то, что сейчас стояло в центре рей’н’и’ола.

      Человеческий нос с раздутыми ноздрями, широченные скулы, глаза под сдвинутыми бровями – и скошенный назад лоб, остроконечные ушки, звериная пасть…

      Могучая шея, широченные плечи, руки, перевитые вздувшимися от чудовищного напряжения мышцами, – и звериные лапы с когтями, сделавшими бы честь самому огромному льву…

      Мощная, как у молотобойца или каменотеса, грудь, четко выделяющаяся арка ребер над животом – и жуткая, изломанная грань изменения, накатывающая на еще почти человеческий верх со стороны звериного низа…

      Смотреть на Бастарза было жутко: от его фигуры веяло такой нечеловеческой мощью, что хотелось вжать голову в плечи, опустить взгляд и медленно-медленно пятиться к выходу из пещеры. Туда, где светит солнце, щебечут птицы, а в шелесте травы можно услышать дыхание Жизни. Но не смотреть на него было нельзя – добрые две трети собравшихся в святилище хейсаров не сводили с меня глаз и ждали хотя бы тени эмоций, которые можно было бы счесть неподобающими для гард’эйт. Поэтому я старательно держала лицо и не отрывала «восхищенного» взгляда от копья[51], зажатого в лапе Снежного Барса, пока густой бас, прозвучавший из тьмы, клубящейся за спиной Бога-Отца, не заставил меня похолодеть:

      – Кто вы и что привело вас в рей’н’и’ол, воины?![52]

      – Я – Тарваз Каменная Длань, аннар рода Аттарк, пришел принести Барсу дары за спасение баас’ара[53] первой крови…[54]

      – Я – Кром Меченый, ори’шер рода Аттарк, пришел поблагодарить Барса

49

На Горготе считают, что талантливые скульпторы не ваяют, а лишь выпускают на свет содержащуюся в камне душу.

50

Эйдине – тот, чей дух заблудился в густом тумане. То есть сумасшедший.

51

Копье – любимое оружие Бастарза. Хейсары считают его символом несокрушимой мощи и неминуемой победы.

52

Гард’эйт живет жизнью майягарда. Поэтому увей обращается к троице именно так.

53

Баас’ар – дословно «мальчик, которому покровительствует Бастарз». Т. е. ребенок мужского пола в возрасте до пяти лет.

54

Первая кровь – сыновья старшего отца рода, его наследника и т. д.