Леди и война. Цветы из пепла. Карина Демина

тайные тропы, и манят чистотой воды синие озерца-бусины. На самом деле вода в них кислая, малопригодная для питья. А почва, выглядящая такой надежной, через несколько шагов проглотит…

      То, что внутри его, недовольно. Ему не нравится болото и два запаха. Оно предлагает убрать один, чтобы остался только тот, который нужен.

      К полудню топь исчезла, и на островке твердой земли устроили привал. Костер раскладывать не стали, что было разумно: нет нужды задерживаться в этом месте. И в любом другом.

      До Кверро.

      – Можно? – Иза сама подошла и, протянув хлеб и холодное мясо, присела рядом. Сейчас от нее пахло багульником, полынью и анисовой мазью от комаров. И ею самой. – Здесь по-своему красиво. Я никогда раньше не бывала на болотах. Думала, там мрак и ужас, а оно…

      Она не знала, о чем еще с ним разговаривать, но не уходила, что уже хорошо. Села, подтянув колени к подбородку, обняла руками. Ей был к лицу этот нелепый мужской наряд, пожалуй, слишком к лицу, чтобы оставаться равнодушным. А коса опять растрепалась. Сам вид Изольды, ее присутствие на расстоянии вытянутой руки успокаивали. И Кайя вернул косичку из ткани в карман. Потом, когда дорога продолжится, он вытянет ее снова. Тот, второй запах, уже не мешает, выступая скорее дополнением к первому, неприятным, но терпимым. Хотя вряд ли следует надеяться, что все будет так просто.

      – Я бы рассказала тебе и про болота… я рассказывала обо всем, что видела. А ты молчал.

      …и мне начинало казаться, что ты никогда не ответишь.

      …я слышал.

      Про дорогу. Зиму. Оленей. Весну и еще бабочек. Про старый дом, на крыше которого выросла береза. Про волчьи капканы и остальное… только не понимал, кто говорит.

      Или, напротив, понимал?

      Нет. Ему ведь становилось легче. Разум возвращался. Способность понимать человеческую речь. Разговаривать. Мыслить логически.

      Только извращенная логика требовала молчать.

      – Кайя, ты должен поесть.

      Он ест. Медленно. Тщательно разжевывая каждый кусок, пытаясь распознать подделку. Но мясо пресное и жесткое, а вот хлеб почти свежий. И крошки сыплются на рубашку, собираясь в складках.

      На рубашке пятна травы и грязи.

      Настоящие?

      Ответа нет. Зато есть время, которое вновь уходит. И тропа, болото, моховые кочки с вязью клюквы, красные бусины прошлогодних ягод на тонких стеблях. Подъем и лесная дорога. Ранние сумерки елового леса. И перекрестье колючих лап.

      Поляна, окруженная валунами. Старые камни наполовину вросли в землю, образуя правильную окружность, слишком правильную для естественного ее происхождения. Грубые лица, что проступали под наслоениями лишайника, принадлежали прошлому этого мира.

      В центре поляны вспыхнул костер. Раньше Кайя любил смотреть на пламя, чувствовал с ним какое-то сродство, и сейчас оно манило близостью, обещанием тепла, покоя. Но подходить было нельзя, опасно для людей, у костра собравшихся. Они, как и лошади, боялись Кайя, впрочем, этот страх осознанный и разумный. А обоняние и зрение у людей были слабы, и Кайя, сделав круг по поляне, подошел с подветренной стороны.