Неудержимолость. Стефания Данилова

холода белея,

      за окнами становится большой.

      За пазухой не паспорт – паспарту

      держать со всем словесным чёрным налом.

      Созваниваться, зная, что по ту

      окраину столицы ждут сигнала;

      и голос от Обводного канала

      берёт очередную высоту

      второго этажа студгородка,

      чтобы достигнуть слуха адресата.

      И полуфабрикат считать прасадом,

      вином – бутылку из-под молока,

      а тошнота – от Бога и от Сартра —

      не лечится, не лечится никак.

      Но что нам Сартр, но Сартру мы на что?

      Родившиеся в двадцать первом веке,

      до университетской белой Мекки

      маршрутки непокладистые ждем,

      умея потеряться в человеке

      хэмингуэйской кошкой под дождем.

      Из города в другой придумать дверь

      никто еще, увы, не догадался.

      Кто приготовит чай, повяжет галстук,

      причешет мысли в светлой голове?

      Зачем Господь так сладко надругался,

      запараллелив наши жизни две?

      Я скатываюсь в подростковый слог,

      как в снег лицом с американской горки.

      Соседи снизу разорались: «Горько!»

      а я им заливаю потолок

      речами для тебя, и мне нисколько

      не жаль закончить этот монолог.

      Постскриптум должен выйти из себя

      и, проскрипев зубами, удалиться.

      Так хочется сесть в поезд на столицу,

      хотя бы на сидячий наскребя.

      И думать, не найдя цветка в петлице,

      достойны ли

      стихи мои

      тебя.

      «Мой дом и тыл…»

      Мой дом и тыл.

      Hie tuta perennat[2], —

      гласит латынь недремлющим у входа.

      Придя сюда, я поднимаюсь над

      собой самой

      на этажи,

      на годы,

      на кипы книг, трудов, трактатов, хрий,

      ночей без сна в исписанных тетрадях —

      весь шар земной колеблется внутри

      заместо сердца в крошечной шараде.

      Из класса в класс,

      с экзамена на тест…

      пять лет как эти пройдены основы.

      Но antiquus amor cancer est[3]

      поэтому я возвращаюсь снова

      к родным стенам. Касаюсь кирпичей

      и на ладонь открытую садятся

      воспоминания.

      Как я была ничьей,

      как было одиноко

      и тринадцать,

      как двойку заменили на трояк,

      я поступила; мне казалось – снится

      мне это всё.

      А выпустилась я

      с пятеркой и с хрустальной единицей.

      Что ты застыл у входа,

      новичок?

      Обеспокоен и слегка набычен.

      Когда грызёшь у ручки колпачок,

      тогда гранит наук зубам привычней.

      Беги скорей,

      в разноголосый хор

      сородичей по разуму и стати!

      Найди своих Эвтерп и Терпсихор,

      забыв о цифрах в старом аттестате.

      Смотри,

      как побежит из-под пера

      за буквой буква;

      и

2

Hie tuta perennat – «Здесь в безопасности пребывает».

3

Antiquus amor cancer est – «Старая любовь долго помнится».