Ночь – мой дом. Деннис Лихэйн

которых породит твое насилие, когда-нибудь вернутся к тебе дикими и бездумными существами. Ты даже не признаешь их своими, но они-то тебя всегда признают. И сочтут, что ты достоин наказания.

      Джо уже много лет слышал эти речи, повторяемые на разные лады. Впрочем, отец отказывался признавать, что он все время повторяется, а главное – что общие теории не обязательно применимы к конкретным людям. Особенно если эти люди – или человек – достаточно решительны, чтобы выработать собственные правила, и достаточно сообразительны, чтобы заставить всех остальных играть по ним.

      Джо было всего двадцать, но он уже знал, что он как раз из таких людей.

      Но просто чтобы ублажить старика, он поинтересовался:

      – И за что тебя наказывают эти потомки, которые склонны к насилию?

      – За свое безрассудное создание. – Отец наклонился к нему, поставив локти на стол и сведя ладони вместе. – Джозеф.

      – Джо.

      – Джозеф, насилие рождает насилие. Это непреложная истина. – Он разомкнул руки и посмотрел на сына. – То, что ты приносишь в мир, всегда возвращается к тебе же.

      – Да, папа. Я знаком с катехизисом.

      Отец утвердительно наклонил голову, когда Эмма вышла из дамской комнаты и прошла в гардероб. Следуя за ней взглядом, он добавил:

      – Но ты никогда не сумеешь предсказать, как оно к тебе вернется.

      – Уверен, что так.

      – Ты можешь быть уверен только в собственной убежденности. Уверенность, которую ты сам не заработал, всегда светит ярче. – Томас наблюдал, как Эмма передает номерок девушке-гардеробщице. – Внешне она недурна.

      Джо не ответил.

      – Но что касается всего остального, – продолжал отец, – я отказываюсь понимать, что ты в ней нашел.

      – Потому что она из Чарлстауна?

      – Да, это ее не украшает, – заметил отец. – В старые добрые времена ее папаша был сутенером, а дядюшка убил по меньшей мере двух человек, и это лишь те трупы, о которых мы знаем. Но я бы закрыл на все это глаза, Джозеф, если бы она не была такой…

      – Какой?

      – Мертвой внутри. – Отец снова сверился с часами и откровенно подавил зевок. – Уже поздно.

      – Она не мертвая внутри, – возразил Джо. – Просто что-то в ней спит.

      – Что-то? – повторил отец, когда Эмма вернулась с их двумя пальто. – Это «что-то» никогда не просыпается вновь, сынок.

      Уже на улице, когда они шли к его машине, Джо проговорил:

      – А ты не могла быть более…

      – Какой?

      – Общительной? Больше участвовать в беседе?

      – Все время, что мы вместе, – отозвалась она, – ты только и делаешь, что твердишь, как ты его ненавидишь.

      – Только и делаю?

      – Постоянно это повторяешь.

      Джо покачал головой:

      – Я никогда не говорил, что ненавижу своего отца.

      – А что же ты говорил?

      – Что мы с ним не уживаемся. И никогда не уживались.

      – А почему?

      – Потому что мы с ним чертовски похожи.

      – Или потому, что ты его ненавидишь.

      – Это