Облака из кетчупа. Аннабель Питчер

важно, – пробормотала я и тоже улыбнулась.

      Холл был маленьким, с красным потертым ковром на полу; бежевый диван отодвинули к стене, чтобы освободить место для танцев. Лорен, едва успев скинуть пальто, уже скакала вместе со всеми, вопила, размахивала руками. А я взяла стакан и налила себе лимонаду. Подумала и добавила водки. Перемешала пальцем. Музыка рвалась в уши, растекалась по жилам, по всем-всем внутренностям. «Ля-ля-ля-ля», – подпевало сердце. Я осушила стакан одним глотком. Народ кружил между диваном и камином, будто в ночном клубе, и, честное слово, смешно смотреть было, как они трутся друг о дружку.

      И вдруг я увидела его. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, с усмешкой глядя вокруг себя. Он поймал мой взгляд, а может, я поймала его взгляд, в общем, наши глаза встретились. Он покачал головой, я закатила глаза, и, только подумайте, мистер Харрис, мы оба прекрасно знали, что в этот миг думает другой, будто между нами телефонный провод. Дзинь! – Алло?

      Какая-то рыжая всунулась между нами, но парень смотрел и смотрел на меня, словно на меня стоило взглянуть во второй раз и в третий, и в сотый. Я чувствовала его взгляд всем телом; не просто руками-ногами – кожей, губами, всеми своими округлостями. Он заговорил с приятелем, а я трясущимися руками налила себе еще выпить. И половину водки пролила на стол. Чертыхнувшись, схватила салфетку, а когда, наконец, все вытерла, парень исчез. Вот так. Только что стоял у двери – и вот его уже нет. Сердце оборвалось, замерло. О-о-ох…

      Я сказала Лорен, что пошла в туалет, а сама, увертываясь и протискиваясь в толпе, двинулась в прихожую. Не было его ни там, ни в кухне, ни в забитом куртками шкафу. Проталкиваясь по узкой лестнице со стаканом в руке, я открывала одну дверь за другой. Пусто. Проверила ванную наверху. И внизу. По дороге туда плеснула себе чистой водки и, залпом проглотив ее, дернула за ручку.

      Та легко поддалась, и моему взору предстал капающий кран, унитаз и отражение моей собственной мрачной физиономии, то всплывающее, то исчезающее из зеркала. Потом я забрела в зимний сад. Большой, прохладный и темный, освещенный только луной, сияющей над стеклянным потолком. В дальнем углу я приметила удобное вроде бы кресло и едва рухнула в него, как комната поплыла у меня перед глазами. И тут раздался чей-то голос:

      – Привет!

      Я вскинула голову, но, мистер Харрис, это был не тот парень. Это был Макс Морган. Тот самый Макс Морган! Ухмыляющийся. С бутылкой в руке. В залитой виски шикарной рубашке, с блестящим от пота лбом, но с карими – очень карими – глазами, с подстриженными и уложенными темными волосами. А от его кривоватой ухмылки меня бросило в жар.

      – Привет, – снова сказал Макс. – Ханна?

      – Зои, – поправила я. Только, конечно, не так. Я назвала свое настоящее имя, которое вам назвать не могу.

      – Зои, – повторил Макс. – Зои-Зои-Зои. – Он рыгнул и вдруг наставил на меня палец: – Ты в моей группе по французскому!

      – Нет.

      Макс всплеснул руками и чуть не навернулся.

      – Виноват. Виноват-виноват. Просто мне знакомо твое лицо.

      – Еще бы. Мы с тобой вот уже три года в одну школу бегаем.

      Моя