Мы будем на этой войне. Не родная кровь. Сергей Лобанов

как хотят. Кстати, баба у него не то чтобы страшная, но какая-то… даже не знаю, с чем сравнить. Жизнью затюкана. А, во! Серая мышка. Да, очень подходит. У меня б на такую не встал.

      – Этому зеку пойдёт и такая. Другая посимпатичнее не стала бы с ним жить. У него, как у латыша – только хрен, да душа, – хохотнул Василий и добавил: – Какой нормальной бабе такой мужик нужен? И она сама никому не нужна, раз на зону замуж поехала. Так что они друг друга стоят.

      – А при чём тут латыши? – не понял старший.

      – Это я от бабушки своей запомнил, – пояснил Василий. – Я ещё маленький был, она иногда вспоминала свою молодость в тылу во время войны. Говорила, как-то привезли к ним в деревню ссыльных латышей целыми семьями от мала до велика. У них вообще ничего не было с собой, только летняя одежда. Бедствовали они очень. Голодали, собирали грибы в лесу, а толком в них не разбирались. Умерли почти все, кто от отравления, кто от голода и пришедших зимой морозов.

      – Да, было времечко… – вздохнул старший. – Сейчас не намного лучше, кстати. То ли ещё будет.

      – А баба у него и вправду страшная, – вернулся Василий к прежней теме.

      – Зато можно не бояться, что рога наставит, – хмыкнул старший.

      – Да уж, – согласился Василий. – Но с другой стороны, как говорится, лучше торт сообща, чем дерьмо в одиночку. Хотя, оно, конечно – кому понравится узнать, что его красивую жену полгорода дерёт? А красивые они все такие – на передок слабые. Считают, что с одним мужиком жизнь впустую теряют. Так что тут ещё, в натуре, подумаешь, что лучше: не красивая, но верная, или красивая, но не верная.

      Двое других оперов участия в разговоре отчего-то не принимали. Замолчали и оба разговаривавших.

      Дальше ехали молча.

      На одной из улиц дорогу автомобилю преградила возбуждённая толпа. Такие орды в городе собирались часто. Орали, митинговали, выдвигали какие-то требования, частенько что-нибудь громили. Редко кто мог им помешать. Правоохранители и без того захлёбывались в вале преступлений, силовиков раздирали сомнения: то ли федеральную власть поддерживать, переставшую зарплату платить, то ли к набирающей силу оппозиции примкнуть, хотя и там зарплату тоже только обещают, правда, более высокую.

      – Стой! Стой! – занервничали попутчики в один голос.

      Но старший уже и сам затормозил и хотел развернуться, но не успел.

      Машину разом окружили. Кто что орал – непонятно, но вся злость толпы сконцентрировалась на этом автомобиле, осыпаемом многочисленными ударами.

      – Прорывайся! – закричали мужики старшему.

      Но тот замер нерешительно. Как прорываться, по людям, что ли?

      А с улицы кто-то заорал громче всех, перекрикивая толпу:

      – Вот они, сволочи! Жируют! Раскатывают тут, а мы без жратвы сидим! Мочи их!!!

      Тут же под очень сильными ударами посыпались стёкла. В салон полезли злые лица и цепкие руки.

      Старший отбросил все сомнения и даванул на педаль акселератора.

      Машина рванулась назад, сбила нескольких человек, проехала по ним…

      Гомон толпы разорвали вопли боли…

      Кто-то