Мы будем на этой войне. Не родная кровь. Сергей Лобанов

жалобщиков. Но по странному совпадению свидания в этом случае никогда не происходили, потому что заключённый как раз в это время находился в ШИЗО – штрафном изоляторе за какое-нибудь нарушение. И тогда жалобщики уезжали ни с чем. У них даже передачи не принимали, всегда находя причину для отказа.

      Прежде Елена бывала уже в кабинете у «кума» и всякий раз испытывала непонятно почему появлявшееся чувство брезгливости, но виду, естественно, не подавала.

      Она не знала, что была, пожалуй, единственной, с кого Ширяев даже не пытался брать взятки: настолько бедно выглядела женщина. Обмануть его практически никто не мог, хоть и ушлый народ зеки: многие из них своим родственникам советовали одеваться победнее. Однако начальник оперчасти всегда просекал таких хитрецов.

      Но при виде этой худосочной бледной и невзрачной бабы у него сразу появлялось убеждение: если взять с неё хоть рубль, то домой за несколько сотен вёрст ей придётся пешком возвращаться.

      А про секс даже заикаться не хотелось.

      Ширяев удивлялся себе, ибо давно уже не жалел никого, исповедуя простую житейскую мудрость: живя на погосте, всех не оплачешь.

      Разрешение на длительное свидание она получила, даже не предполагая, что думает о ней начальник оперчасти.

      Её, вещи и привезённые продукты подвергли тщательному досмотру, после чего Елену отвели в комнату с дешёвенькими обоями, с занавесочкой на небольшом, низко расположенном окне.

      У стены притулились поставленные рядом две односпальные кровати с провисшими панцирными сетками, с худыми матрасами, застиранным до серого цвета бельём, и казёнными синими одеялами с двумя чёрными полосками в ногах.

      Посредине комнатки стоял старый стол с четырьмя расшатанными табуретами по сторонам. Давно не крашеные, облупившиеся полы нещадно скрипели, как и кровати.

      От всей комнатки веяло убогостью, унынием и тоской скорого расставания.

      Ивана привели не сразу.

      Он, в чёрной телогрейке с нашитым на ней номером, в чёрных валенках и такого же цвета стёганых ватных штанах, замер на пороге, держа в красных с мороза, задубелых руках измочаленную шапку. Лицо тоже красное и исхудалое, губы потрескавшиеся и сухие, зелёные глаза колючие и настороженные. Очень короткая стрижка придавала ему вид жёсткий и даже злой.

      Елена пошла навстречу, но остановилась нерешительно посреди комнаты, глядя на мужа.

      А тот глядел на неё.

      Наконец, она произнесла:

      – Здравствуй, Ваня…

      – Здравствуй, Лена, – простуженным голосом ответил Иван. – Как добралась?

      – Хорошо…

      Елена пошла к мужу и тихо прижалась к нему.

      – Холодный…

      Иван нерешительно обнял её.

      – Я ждал тебя. Очень…

      – Пойдём к столу, Ваня. Я покормлю тебя.

      Первым делом Иван сбросил с себя зоновскую робу и переоделся в спортивный костюм, привезённый женой. На длительных свиданиях это разрешалось. Долго рассматривал