Полное собрание сочинений. Тома 18-19. Лев Толстой

это был голос той дамы, которая встретилась ему при входе.

      – Я всё-таки с вами несогласна, – говорил голос дамы.

      – Петербургский взгляд, сударыня.

      – Не петербургский, а просто женский, – отвечала она.

      – Ну-с, позвольте поцеловать вашу ручку.

      – До свиданья, Иван Петрович. Да посмотрите, не тут ли брат, и пошлите его ко мне, – сказала дама у самой двери и снова вошла в отделение.

      – Что ж, нашли брата? – сказала Вронская, обращаясь к даме.

      Вронский вспомнил теперь, что это была Каренина.

      – Ваш брат здесь, – сказал он, вставая. – Извините меня, я не узнал вас, да и наше знакомство было так коротко, – сказал Вронский, кланяясь, – что вы, верно, не помните меня.

      – О, нет, – сказала она, – я бы узнала вас, потому что мы с вашею матушкой, кажется, всю дорогу говорили только о вас, – сказала она, позволяя наконец просившемуся наружу оживлению выразиться в улыбке. – А брата моего всё-таки нет.

      – Позови же его, Алеша, – сказала старая графиня.

      Вронский вышел на платформу и крикнул:

      – Облонский! Здесь!

      Но Каренина не дождалась брата, а, увидав его, решительным легким шагом вышла из вагона. И, как только брат подошел к ней, она движением, поразившим Вронского своею решительностью и грацией, обхватила брата левою рукой за шею, быстро притянула к себе и крепко поцеловала. Вронский, не спуская глаз, смотрел на нее и, сам не зная чему, улыбался. Но вспомнив, что мать ждала его, он опять вошел в вагон.

      – Не правда ли, очень мила? – сказала графиня про Каренину. – Ее муж со мною посадил, и я очень рада была. Всю дорогу мы с ней проговорили. Ну, а ты, говорят… vous filez le parfait amour. Tant mieux, mon cher, tant mieux.[10]

      – Я не знаю, на что вы намекаете, maman, – отвечал сын холодно. – Что ж, maman, идем.

      Каренина опять вошла в вагон, чтобы проститься с графиней.

      – Ну вот, графиня, вы встретили сына, а я брата, – весело сказала она. – И все истории мои истощились; дальше нечего было бы рассказывать.

      – Ну, нет, – сказала графиня, взяв ее за руку, – я бы с вами объехала вокруг света и не соскучилась бы. Вы одна из тех милых женщин, с которыми и поговорить и помолчать приятно. А о сыне вашем, пожалуйста, не думайте; нельзя же никогда не разлучаться.

      Каренина стояла неподвижно, держась чрезвычайно прямо, и глаза ее улыбались.

      – У Анны Аркадьевны, – сказала графиня, объясняя сыну, – есть сынок восьми лет, кажется, и она никогда с ним не разлучалась и всё мучается, что оставила его.

      – Да, мы всё время с графиней говорили, я о своем, она о своем сыне, – сказала Каренина, и опять улыбка осветила ее лицо, улыбка ласковая, относившаяся к нему.

      – Вероятно, это вам очень наскучило, – сказал он, сейчас, на лету, подхватывая этот мяч кокетства, который она бросила ему. Но она, видимо, не хотела продолжать разговора в этом тоне и обратилась к старой графине:

      – Очень благодарю вас. Я и не видала, как провела вчерашний день. До свиданья, графиня.

      –

10

[у тебя всё еще тянется идеальная любовь. Тем лучше, мой милый, тем лучше.]