Булочник и Весна. Ольга Покровская

ты чего на Сержа наехал? – брякнул один. – Завидки берут? Ну да, Серж у нас молодца!.. А смотри, ведь нашел же время, проведал нас, смертных!

      Петя опять зажёгся, дёрнулся было. Бог знает, как я выволок его на улицу.

      – Я к нему лез? – вопрошал он, пока мы шли по переулку к машине. – Я его трогал? Он сам пристал и давай меня возить – как это, мол, я посмел уйти из музыки! Неужто из обвала интересных предложений не нашёл ничего, близкого сердцу? То есть, понимаешь, из «обвала»! А то, что мне снится всё это, что у меня мама плачет, потому что это не только моя была жизнь, но и её… – Он оборвал.

      У машины мы остановились и в плевках мокрого снега попробовали закурить.

      – Петь, бросал бы ты свои догонялки, кто круче, – сказал я. – Давай, хочешь, в гости ко мне поехали! Пожил бы пару деньков, подышал воздухом!

      – Где пожить-то? В сарае? – зло глянул Петя. Его всклокоченные волосы колыхнулись под ветром, как чёрный костёр. – Думаешь, стоит рискнуть?

      – Рискни, Петрович! Купим водки-селёдки. Приглашаю от всего сердца!

      – А я не против! Такого экотуризма у меня ещё не было! – сказал он и, отшвырнув сигарету, дёрнул дверцу моей машины. – Погнали!

      Я был рад, что он согласился. Неперевёрнутый столик и сэкономленный мордобой угнетали Петю – его натура требовала отгулять и отстрелять, что наболело. Бросать его в таком настроении одного было опасно. Старая Весна казалась мне лучшим местом, где он мог бы, не проливая крови, подлечить свою зашибленную гордость.

      23

      Разгром при свечах

      Мокрый снег, мчащийся параллельно земле, и штормовое предупреждение, услышанное нами по радио, были лучшим подспорьем в деле спасения Пети. Он обожал всяческую чёртову погоду, видя в ней свой портрет. Мы ехали весело, хотя и не быстро – фары не расчищали мглу. «Ты чего еле тащишься? Боишься нераскаянной смерти? – издевался он. – Ну и зря! У меня там своих – вагон! Ты прикинь, я скольких переиграл! Кто-нибудь да заступится!»

      Наконец под колёсами стукнул мост через речку Бедняжку. Мы вылетели из лесного коридора на круговерть обдуваемых снегом полей. Я на ощупь свернул к холму и через пару минут понял, что Старой Весны нет. Ни фонаря на улице, ни огня в домах. Разбомбили нас, что ли? Слава богу, фары нашарили забор. Я вылез в слякоть и, оглядевшись, сообразил: в деревне нет электричества!

      Мне уже захотелось сесть за руль и развернуться, как вдруг на холме, со стороны тузинской дачи, порхнул огонёк. Гигантский светляк зашатался в метели.

      – Костя, это вы? – раздался мутный от ветра возглас. – А мы фары ваши увидели!

      С тусклой масляной лампой в руке к нам летел Николай Андреич Тузин. Я пошёл к нему навстречу, в пену мокрого снега.

      – Давайте к нам! – кричал он сквозь меловую мглу. – Околеете в своей бытовке, а у нас всё же печь!

      – Я бы с радостью, да мы с другом! – сказал я, когда мы сошлись. – Хотел ему показать житьё-бытьё – и вот видите! Сейчас назад поедем.

      – Какой ещё «назад»! С другом, с другом давайте! Ставьте машину – и ждём! Вы гляньте, что