Изумрудная книга. Керстин Гир

скажи ему об этом, ты, нерешительная корова!»

      Лесли кивнула.

      – Но в кино всегда появляется какое-нибудь препятствие. То ли собака перегрызла телефонный провод, то ли подлая завистница не передала герою записку, то ли мать уверяет, будто он переехал в Калифорнию… Ну, ты понимаешь! – она протянула расческу и внимательно посмотрела на меня. – Знаешь, чем больше я об этом думаю, тем менее реальной кажется мне идея того, что он не влюбился в тебя.

      От облегчения мои глаза снова наполнились слезами.

      – От этого он не перестаёт быть мерзавцем, но… но мне кажется, что я могла бы его простить.

      – Мне тоже так кажется, – сказала Лесли, весело подмигнув, – я тут прихватила водостойкую тушь и блеск для губ – тебе дать?

      Вреда они точно не причинят.

      Из класса мы снова вышли последними. Я чувствовала себя такой счастливой, что Лесли просто обязана была успокоить меня тычком в бок.

      – Мне бы не хотелось охладить твоё воодушевление, но вполне может оказаться, что мы просчитались. Просто потому что насмотрелись романтических фильмов.

      – Да знаю я, знаю, – сказала я. – О, а вот и Джеймс, – я обернулась. Почти все ученики уже направились к выходу, поэтому лишь немногие удивлённо косились на меня, когда я разговаривала с пустой аркой.

      – Привет, Джеймс!

      – И я вас приветствую, мисс Гвендолин, – на нём как всегда были сюртук с цветочками, укороченные брюки с манжетами и кремовые чулки. Обут он был в парчовые туфли с серебряными пряжками, а его шейный платок был повязан таким изящным и мудрёным способом, что просто невозможно было поверить, будто он сделал это сам. Но самыми странными были его кудрявый парик, слой пудры на лице, и накладные пятна, которые он почему-то называл «мушками». Безо всей этой чепухи и в нормальных шмотках Джеймс выглядел бы очень даже неплохо.

      – Где ты пропадал сегодня целый день, Джеймс? Мы же договаривались встретиться на второй перемене, ты что, забыл?

      Джеймс покачал головой.

      – Ох уж эта лихорадка! Этот сон мне вовсе не по душе. Здесь всё так… отвратительно! – он тяжело вздохнул и закатил глаза к потолку. – Я задаю себе один и тот же вопрос: какие невежды могли закрасить столь прекрасные фрески? Мой отец истратил на них целое состояние. Милее всех моему сердцу пастушка посередине, она изображена так искусно, пусть даже матушка не устаёт повторять, что одета она слишком фривольно.

      Джеймс печально посмотрел на меня, затем на Лесли, причём его взгляд задержался на плиссированных школьных юбках выше колен, а потом и на самих наших коленках.

      – Знала бы бедная маменька, во что будут обряжены герои моего болезненного забытья, ах, как бы она испугалась! Надо сказать, я и сам напуган. Никогда бы не подумал, что моё воображение обладает столь испорченным вкусом.

      Кажется, денёк у Джеймса выдался не ахти.

      Хорошо хоть, что Химериус (которого, кстати, Джеймс терпеть не мог!) решил остаться сегодня дома (чтобы не спускать глаз с сокровищ и с мистера