Под маятником солнца. Джаннет Инг

ему засыпать в церкви. Того, как мы хихикали, спорили вполголоса и умолкали, едва отец со своей кафедры бросал на нас суровый взгляд. Но я все равно продолжала стискивать брату ладонь, без моих острых ноготков он неминуемо задремал бы.

      – Начинаем? – вернувшись, спросил мистер Бенджамин.

      – Колокола призывают верующих, – сказала я. – Мы должны подождать. Если так делает мой брат, то и мы должны.

      Возможно, все миссионеры думают, что именно их края подвергают набожную душу самым тяжелым испытаниям. Но где еще местные жители столь привычны английскому разуму и в то же время столь чужды ему? Несмотря на все странные и удивительные рассказы капитана Кука, я понятия не имела, что ожидает меня за этими стенами.

      – А что находится за пределами замка? – спросила я.

      Мистер Бенджамин оторвался от псалтыря, который держал в руках, и нахмурил широкие брови:

      – За пределами?

      – Да. Я хочу узнать, что снаружи. Пока ехала в карете, не видела ничего, кроме тумана. А мисс Давенпорт говорит, что мне не следует выходить.

      – Вам не следует выходить.

      – Но что же снаружи?

      – Ничего особенного, особе ничегобенного. – Гном ощутил, как эта словесная неразбериха приятно перекатывается у него во рту и усмехнулся, отчего морщины на его лице сделались глубже. Он смаковал ее, точно леденец или кусочек шоколада. – Особе ничегобенного, ничего особенного.

      – Не слишком хороший ответ, мистер Бенджамин, – упрекнула я.

      Он пожал плечами:

      – Это не слишком хорошее место.

      Его ответ не мог не напомнить об отчетах миссионеров, которые я изучала, предвкушая свое путешествие. Насколько иначе они описывали дальние берега, полные дикарей и людоедов. Темные племена в конце концов приходили к вере благодаря красноречию и добрым делам миссионеров. Однако это была не просто словесная баталия, поскольку для многих взращивание веры подобно взращиванию вереска. В отчетах внешний мир описывался как бескрайняя дикая пустыня, ждущая семян наставления, из которых проклюнутся верные слова Откровения.

      Я всегда гадала, настолько ли дикая эта пустыня, как увядшие вересковые пустоши у нас дома.

      В детстве, гуляя по ним вместе с Лаоном, я не могла представить себе более заброшенное и отданное природе место. Холод пронизывал наши лица, а над бесконечными голыми долинами висел туман. Мы гонялись друг за другом по колыхавшемуся на ветру вереску. Бегали по разрушенным фермам. Притворялись, что во всем мире не осталось никого, кроме нас, и мы одиноки под этим бездонным йоркширским небом.

      Но даже те мнимые пустоши кто-то старательно возделывал. Вереск, молодые деревца и прочие растения выжигали, чтобы расчистить пространство для куропаток и овец.

      До сих пор помню, как в первый раз увидела пламя, морскими волнами накатывавшее на вересковую отмель. Прилив, который, казалось, готов поглотить все вокруг. Помню, с каким жаром я схватила Лаона за руку и принялась растолковывать ему то, что объяснила мне в то утро наша няня Тесси: