Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата. Татьяна Николаевна Зубачева

Гэб вдруг медленно раздвинул губы в улыбке. – Все так делают, сэр. Вы заботитесь о парнях, и теперь они работают на вас. Всё как всегда, сэр.

      Жариков улыбнулся.

      – Я не буду разубеждать вас, Гэб. Со временем вы поймёте разницу. Скажите, а как подбиралась десятка? Вы всегда были по десяткам?

      – Смотря, сколько заказывали, сэр. До конца десятеро редко когда доходило. Он называл нас выпуском. А так… нас было много, сэр. Кто выживал, того продавали. Нас поставили тогда. Перед ним. И он сказал: «Беру всех». Я запомнил, – Гэб облизал губы.

      – Хотите пить, Гэб?

      – Да, сэр. Вы очень добры, сэр.

      Формула благодарности была лишена даже малейшего признака чувства. Но Жарикова это не удивляло и не трогало. Разумеется, при такой системе… дрессировки любая помощь или забота понимается однозначно. Он дал Гэбу попить.

      – Устали? Хотите отдохнуть?

      – Как прикажете, сэр?

      Жариков встал.

      – Отдыхайте, Гэб.

      Когда он вышел, Гэб напряжённо прислушался к удаляющимся шагам. Что-то всё-таки случилось. Чак не зашёл похвастаться, подразнить его, что руки работают. А он слышал, как Чак прошёл в свою палату. Потом туда прошёл, быстро прошёл, считай, пробежал беляк. И… и всё, потом беляк сюда заявился. Значит, допрыгался Чак. Или язык, или руки распустил, и его… Сегодня Арчи дежурит, хитрый парень. Рот до ушей, а сказать не захочет, так и не скажет. Ага, вроде идёт. Ну, попробуем.

      В палату заглянул Арчи.

      – Не надо чего?

      Гэб повернул голову, глазами попросил подойти, улыбнулся вошедшему.

      – Ну? Болит чего?

      – Нет. Что с Чаком?

      – А-а, – понимающе протянул Арчи. – Он спит.

      Гэб недоверчиво хмыкнул.

      – С чего это он?

      – Проспится, придёт и сам расскажет, – ответил Арчи, умело поправляя подушку.

      – Проспится? – переспросил Гэб. – Это где он напиться сумел?

      Арчи недовольно сжал губы.

      – Слушай, я сказал. Встанет, придёт и сам тебе всё расскажет. Если захочет.

      – Ладно, – не стал спорить Гэб.

      И, когда Арчи ушёл, тихо злобно выругался. Точно, допрыгался Чак, и его обработали. Током или ещё чем. И бросили отлёживаться. Чак-то с руками уже, ценность опять заимел, вот и ломают его. Под нового хозяина. Дурак Чак, всё на морде всегда написано. На силу свою всё надеется и не бережётся. Вот его и ломают. А раньше покоришься – меньше колотушек получишь. А Чак… Чака всегда ломали. Дурак.

      Гэб вздохнул. Ему остаётся лежать и ждать, когда опять заработают руки. У Чака же заработали. Он-то глупить не будет. Зачем нарываться? Не всё ли равно, кому угождать, все ж беляки одинаковы. Но показывать, что ты это понимаешь, нельзя.

      Он медленно перекатил по подушке голову и посмотрел в окно. На чёрных ветвях белые полоски снега. Не стаял ещё, значит, холодно. Зима. Холодный белый свет за окном. Будь оно всё проклято, надоело ему всё. И ничего, ничего он не может изменить. Ничего. Что ему назначено, то и будет. Назначено белыми. И жизнь, и смерть. Родиться по приказу, жить по приказу