Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата. Татьяна Николаевна Зубачева

спокойно. Слезливые, по-детски лукавые объяснения, что не хотели, не знали, не думали, он за этот год выслушал немало и знал, что, в принципе, все эти слова отражали не раскаяние, а желание избежать наказания. Но вот последняя фраза… уже нечто новое.

      Жариков встал и подошёл к Андрею.

      – Ты это понял?

      Андрей кивнул, отворачиваясь, и зажмурился, сдерживая слёзы.

      – Ладно, – Жариков вернулся к столу. – Садись, поговорим.

      Осторожно, словно по горячему или скользкому, Андрей подошёл к столу и сел, положив ладони на колени, понуро опустил голову.

      Жариков ни о чём его не спрашивал, и он заговорил сам:

      – Я не знал, что он сын Большого Дока. Знал, что он Новенького на День Империи мордовал, а на Хэллоуин его арестовали, ну, в тюрьме у него крыша поехала, и его сюда отправили. Я… – Андрей стал перемешивать русские и английские слова, – я думал, он – обычный беляк. А Новенький и так… жил-дрожал, а его увидел… такой ни одну сортировку не пройдёт.

      – Что-что?! – перебил его Жариков. – Ты это чего несёшь? Какие ещё сортировки?!

      – Нет, Иван Дормидонтович, это… это не то, я понимаю, сейчас их нет, но… я же видел таких, их убивали. И Новенький таким становился. А сейчас… понимаете, он увидел, что беляк боится, его боится. Что он не слабее беляка. Он… он себя человеком почувствовал.

      – Увидев страх другого?

      – Да. Я понимаю, что вы о нас думаете, но это так.

      – Вам тоже это было надо? – спросил Жариков.

      Андрей поднял голову и твёрдо посмотрел ему в глаза.

      – Мы видели их зависимость от нас. А на Хэллоуин увидели и страх. А кое-кто и в заваруху увидел, и ещё раньше… бывало. Да, это так. И… нет, не только это, – Андрей тряхнул головой. – Не только, нет. Мы же видели, понимали, нас спасали, лечили, но… нас. Попали к добрым хозяевам. Бывает. Редко, но бывает, повезло. Мы… мы оставались, кем были, рабами, спальниками, поганью рабской. Только потом, когда доходило, и тоже… нет, я путаюсь, простите. Я думал, Новенькому поможет.

      – И помогло? – прикрывая иронией искренний и чуть ревнивый интерес, спросил Жариков.

      – Да, – улыбнулся Андрей. – Он совсем другим стал, вы заметили? Он… он имя себе взял. И не Новенький теперь, а Новиков, Александр Новиков, Алик. И учиться начал всерьёз. Да, – Андрей нахмурился, – ему помогло, но… но я потом понял, это, ну, что я сделал, это тоже… по-рабски. Я таким же получился. На слабом силу свою показываю. Я же сильнее, ну, беляка этого. И вот получилось, что я… придумал и на человеке… нет, он получился материалом для меня. Я когда это понял… – у Андрея расширились глаза, – я спать теперь не могу, всё думаю. Иван Дормидонтович, что мне теперь делать?

      – Ты сам эту кашу заварил, – Жариков и боялся перегнуть палку, и не мог сдержать накопившуюся за эти дни горечь, – сам и расхлёбывай.

      – Я не знаю, – вздохнул Андрей. – Может… может, мне пойти к нему, извиниться…

      – Думаешь, он примет твои извинения? – спросил с интересом Жариков.

      Андрей снова опустил голову.

      – Да, вы правы, Иван Дормидонтович,