Избранное. Владимир Бурлачков

иное, она попыталась отстраниться от него. И, бессловно извиняясь, он крепко обнял ее за плечи.

      – Что ж, ваше желание обладать мною похвально, – серьезным голосом выговорила она.

      – Это как-то даже двусмысленно, – сказал он.

      – Возможно, – сказала она и расхохоталась.

      Она перестала смеяться, поправила сбившуюся блузку и сказала:

      – Все! Бабушку пора кормить. На сегодня все!

      – Ну, подожди! – сказал он.

      – Ну, не могу, – передразнила она.

      В прихожей она поцеловала его в щеку и сказала:

      – Теперь ты знаешь, где я живу, и не потеряешься.

      Ему не хотелось домой. Он дошел до Октябрьской площади, миновал Парк Горького и поднялся на мост. Город темнел на далеких окраинах, а здесь, на обеих сторонах реки светился и гудел забитыми транспортом улицами.

      «А все самое лучшее было сегодня», – подумал Ушанов.

      Опять что-то грезилось, старалось само прийти на память. Какое-то лицо, недоговоренные фразы, вид на знакомую улицу. Весь этот город, что так вольготно расположился вокруг, был густо нашпигован разговорами, встречами, событиями когдатошних, полузабытых времен.

      Следующий день был соткан из привычных реплик, дел и ритуалов. Но то и дело вспоминалось, что случилось это вчерашнее возвращение – мост через Москву-реку, аляповатый ночной город и девчонка с тонкими чертами милого лица.

      «И самое лучшее уже было», – опять подумал он. Все последующее казалось ему слишком хорошо знакомым. Все последующее могло быть лишь истреблением лучшего. Сама мысль об этом вызывала в нем усталость.

      Вечером, по дороге домой он скомкал бумажку с номером ее телефона и выбросил у автобусной остановки.

      Стародавние истории

      Темно-вишневый джип лихо тормознул перед воротами кладбища. Передняя дверца распахнулась и на асфальт спрыгнула маленькая рыжеволосая женщина с черным платком на плечах. Женщина подняла руку с растопыренными пальцами и помахала выезжавшему из-за поворота автобусу.

      Лидов остановился от неожиданности и подумал: «Неужели Люба?».

      Окликнуть было неудобно. Пришлось подойти поближе.

      Она стояла к Лидову вполоборота и разговаривала с шофером автобуса. Лидов подумал: «Надо же, и раздобрела, и посерьезнела. Такая важная – на телеге не объедешь». Он еще не решил, подойдет ли к ней, а она обернулась в его сторону и сразу узнала. Продолжала что-то говорить, а сама смотрела на него, не то, чтобы с изумлением, скорее с любопытством.

      Лидов остановился перед ней и кивнул. Она показала рукой на автобус и сказала:

      – У Лешки отчим умер.

      Лидов настороженно взглянул в сторону автобуса.

      – Сам-то в командировке, – недовольно сказала Люба. – Даже возвращаться не стал. На меня все взвалил. А ты чего здесь?

      – Теткиного мужа хороним, – сказал Лидов.

      – На старом кладбище или на новом? – спросила она.

      – Даже не знаю, – ответил Лидов.

      – А Лешка растолстел, – сказала она. – Такой ленивый стал.