Кадиш.com. Натан Ингландер

– не от приема посетителей, не от скорби, не от родительских обязанностей. Брат – вот кто ее измучил.

      Он дожидается, пока ее лицо смягчится.

      Не дождавшись, боясь упустить случай для беседы наедине, начинает сам.

      – Над душой стоят, – говорит Ларри.

      Дина театрально закатывает глаза – больше никак не может ответить.

      – И это продлится еще пять дней, – говорит он. – Бесконечных дней.

      – Знаешь, что такое бесконечность, Ларри? Знаешь, чего твоя сестра не выдержит до конца недели? И это намного, намного хуже!

      Ларри призадумывается.

      – Меня? – переспрашивает он.

      – Верно. Вот чего я не могу вынести. И мой муж тоже. И… дети у меня золотые, но, чую, у них тоже очень скоро никакого терпения не хватит.

      Ларри начинает было отвечать, но сестра, грозя пальцем, заставляет его умолкнуть. Она еще не все сказала:

      – Ларри, выслушай. Не могу же я постоянно напоминать тебе, что люди-то эти хорошие. Сил моих нет каждую минуту тебе втолковывать: в доброте нет ничего, кроме доброты. Если тебе хочется видеть неприязнь там, где только приязнь от чистого сердца…

      – От чистого сердца? – говорит Ларри. – Не стану отрицать, в такое время эти люди подставляют плечо. Но всё ли тут, – говорит он, указывая куда-то за стену, на комнаты за пределами кухни, – и вправду идет от чистого сердца?

      Дина скрещивает руки на груди. Дина безмолвно бросает ему вызов: а ну, осмелишься продолжить?

      – Если б от чистого сердца, они все равно прибежали бы в полном составе, если бы ты стала некошерной или противницей Израиля. Или если бы ты вдруг стала лесбиянкой.

      – С чего мне вдруг становиться лесбиянкой?

      – Ладно. Тогда – Ави, если бы он стал геем.

      – Ави? Мой муж? Ави, у которого даже сейчас, в такой-то обстановке, встает?

      – Фу, – говорит Ларри. Затем, поразмыслив над услышанным, замечает: – Стопудово. Ави – гей. Собрались бы они здесь всем скопом, если бы жизнь вдруг вот так перевернулась?

      Предположение чисто теоретическое.

      Похоже, Дина сейчас не настроена предаваться теоретическим рассуждениям. И хотя еще вчера она приказывала ему не повышать голос, теперь рявкает довольно громко:

      – Хватит!

      Крик отдается эхом.

      Его услышали и в гостиной, и в столовой, наверняка. Ларри прямо-таки чует присутствие всех этих скучающих соседей, выискивающих, что бы поклевать на столе с бейглами, печеньем и переизбытком сырых овощей.

      Он знает: после вспышки гнева гости перестали пастись и сейчас пристально смотрят сквозь стену; криво нарезанные, надтреснутые кусочки моркови зависли в воздухе, не успев окунуться в миски с затвердевшим поверху хумусом и баба-ганушем.

      Ларри глубоко дышит, пытается посчитать до десяти.

      – Хватит? Чего? – спрашивает он, слишком долго выждав после вопля Дины.

      И почему-то горделиво расправляет плечи, словно это самая остроумная на свете отповедь.

      – Я раскрыла