Гадкий гусёнок. Татьяна Александровна Яшина

не то! Завязки не должны быть видны снаружи – значит, не подойдет, ведь ремешок носят поверх куртки…

      Шмыгаю носом, чтобы удержать слезы.

      Вдруг в глубине сундука блеснуло желтым шелком еще что-то – жилет! Короткий, узкий и самое главное – с петлями по нижнему краю!

      В мгновение ока привязываю чулки к жилету, накидываю куртку, чуть не забыв надеть штаны. Нахлобучиваю берет.

      Так и не закрытая вчера ставня обсыпает меня пылью, когда я на миг останавливаюсь разглядеть себя в мутном оконном стекле.

      Лихо сдвинув берет на одну бровь, на меня смотрит бедовый, ловкий мальчишка-паж. Желтая грудь, красные рукава, пучок голубых лент на левом плече. Больше всего я напоминаю себе Гаспара, каким он был незадолго до отъезда из Сен-Мартена – смешливый, тринадцатилетний, длинноногий, пальцы в чернилах… «Слова улетают, написанное остается, – выводим мы под диктовку пастора Шалона. – Переведите эту фразу на латынь». И мы торопимся наперегонки, пихая друг друга локтями, пока Гаспар не опрокидывает чернильницу…

      Пора!

      Несусь вниз – только бы Анри не уехал! Нет, стоит у самой лестницы!

      Его изумление вознаграждает меня сторицей. Он таращит на меня глаза, словно на воскресшего Лазаря.

      – Это… Это вы, Николь?

      – Нет, это ваш новый паж! – рапортую я, молодцевато выпрямившись. Тонкий батист рубашки ласкает кожу, жесткая саржа жилета стягивает талию, атлас блестит и пахнет лавандой – я чувствую себя хорошо как никогда! А может, это из-за сгустившейся синевы в глазах Анри?

      Снизу доносится покашливание барона Валансе. Анри хватает меня за руку и втаскивает в ближайшую дверь второго этажа.

      Это гардеробная.

      – Кое-чего не хватает, – Анри склоняется над очередным саркофагом и выныривает из его недр с туфлями в руках. – Надевай.

      Они выглядят здорово побитыми жизнью – не то что костюм, но главное – непоправимо велики. Чуть не падаю при попытке сделать шаг.

      – Это мои первые пажеские туфли… Меньше не сыскать. Разве что… – он молниеносно вынимает кинжал и набрасывается на какое-то черное одеяние, которому не повезло попасться ему на глаза. Вспарывает подбитый рукав и извлекает пук слежавшейся шерсти. – Набей внутрь!

      Я утрамбовываю комья шерсти в носки туфель и делаю несколько шагов без риска потерять обувь – очень громких шагов. Неудивительно – на каблуках подковки.

      – Паркет в Лувре очень скользкий. Вот я и набил их, несмотря на запрет: берегут полы, особенно в залах. На бал даже в шпорах нельзя.

      – Но не вам?

      От моего вопроса он широко улыбается:

      – За шесть лет моей пажеской повинности я исцарапал королю весь паркет!

      Я щелкаю каблуками – вот теперь выходит отлично.

      – И еще одно, – Анри снимает со стены шпагу с ременной перевязью. – Ваше оружие, шевалье!

      Шпага длинная, перевязь мне не по росту и Анри сам расстегивает пряжку и укорачивает ремень. Глядя на его руки, колдующие с перевязью в дюйме