История для мужчин. Владимир Карев

и силе. Часто ко мне приносили понянчиться детишек, чтобы ребенок почувствовал запах мужчины.

      Словом, жизнь шла своим чередом.

      Наконец-то были пойманы одичавшие Гретта и Кесиди. Их, грязных и злобных, подвели ко мне, восседавшему на нижнем, сделанном из бамбука и обтянутом шкурой кабана троне.

      Я взглянул на поверженных и с болью в сердце спросил:

      – Зачем это все вам надо было? Неужели нельзя было жить в мире?

      Глаза у Гретты загорелись. Мои воины насторожились, следя за каждым ее движением, готовые тут же пресечь любое действие в мою сторону.

      Она, посмотрев на меня, подняла кусок набедренной повязки и, остервенело, стала кричать:

      – Фак ми! Фак ми! Фак ми!

      Кесиди поддалась ражу подруги и так же, подняв свои лохмотья, истерично стала вторить:

      – Фак ми! Фак ми! Фак ми!

      Меня это вывело из себя моментально. Вскочив на ноги, я злобно скомандовал:

      – Ах, так?! Сделайте мне арену! Арену цирка! Вы будите драться между собой как гладиаторы! Победитель получит свободу и… Фак!

      Все расступились, оставив место для поединка. Пленницам перевели смысл моих слов и выдали по тростниковому щиту, металлическому ножу и копью.

      Как звери, единоборцы приняли угрожающие позы и стали кружиться по арене, не сводя друг с друга глаз, ища слабое место партнера. Гневный взор и жажда победы испугали даже меня.

      Удары копьями и мертвая хватка за неухоженные, длинные волосы, остервенелые вопли взбудоражили толпу. Толпа орала, подбадривая ту или иную соперницу, успешно нанесшую противнику удар. Гретта завалила американку, вынула нож и размахнулась.

      Не выдержав, я буквально впрыгнул на арену и выбил из руки немки нож.

      Гретта обмякла и громко разрыдалась, стоя на четвереньках над поверженной Кесиди.

      Их растащили в разные стороны.

      Вечером ее, помытую и одетую в новую набедренную повязку из брезента, тихую и податливую, привели ко мне во дворец. Я выполнил свое обещание под неусыпным взором телохранительниц. Она была нерешительна, но темпераментна и жадна.

      Индивидуальной свободой объезженная смутьянка пренебрегла, оставшись жить среди моего свободного народа.

      Вокруг скалы-резиденции выросло много отдельных домиков, сложенных из камня и тростника. Плодородные земли были разделены между моими приближенными, рабы отпущены на вольные поселения и отличались от свободных граждан лишь тем, что не имели собственных угодий, а трудились на хозяина земли, получая за это незначительную часть урожая для пропитания. Некоторые граждане, посвятившие себя морю или охоте, вели натуральный обмен, но часть провизии отправляли ко мне в казну. Удельные князья, в свою очередь, так же, по договоренности, пополняли мои запасники, кормя меня, охрану и детей.

      Дома отличались разительно. Кто-то построил скромную лачугу, приспособив под веранду бывшую бамбуковую клетку для рабов, а кто-то выстроил чуть ли не замок. Мое же верхнее жилище было