Наши в ТАССе. Анатолий Санжаровский

с дежурным сочувствием:

      – Бедненький! Сколько вы мук хлебнули, собирая те бумаги! Только из-за этого следовало бы вас пустить!

      – Удивляюсь, – бормочет Медведев. – Вчера сообщили, что приехало в Лейпциг тыщу шестьсот гавриков. Где их разместили?

      Никто в комнате не знал, где ж разместили вчера лейпцигских гостей. Молчат.

      В паузу Татьяна впихивает своё:

      – Только надела новый чулок… Уже поехал… Вчера матушка вернулась из Чехословакии. Жгутся со страшной силой. Шла по улице, видела самосожжение. В торгпредстве пели русские песни. Пришли две чешки с детьми. Их считают коллаборационистами. Они помогали русским! Одна работает в типографии «Руде право». Ей платят меньше, чем остальным за то, что её муж показал русским, как проехать. Советских работников торгпредства сажали в танки и те показывали нужные объекты. Все указатели всюду сорваны. В магазинах русским не хотят продавать. Матушку таскали по приёмам и ужинам. Она почти и не ела одна. Купила мне джинсовое платье, а Юрке куртку.

      Ия громко чихнула.

      – Сто тысяч вам на мелкие расходы! – великодушно не пожалел ей Артёмов.

      Глядя на Ию, Бузулук вшёпот процедил:

      – Ох и крутой бампер! Рвани такую – в лохматке ветер, в поле дым будет стоять!

      Надвигается Восьмое марта. Мне, профоргу, велено собрать со всех мужчин по рублю. На цветы, на подарки женщинам. Сегодня хотел обчистить Ульянова. Говорю:

      – По случаю Восьмого мне приказано вас обворовать. Всего на один рубль.

      – Не могу. Я же внештатный!

      – Но женщин вы любите штатно.

      – Нет, нет.

      – Не отказывайте.

      – Что вы! Что вы!

      Дело к шести. Жуткое оживление. Все собираются по коням. И лететь по домам. Пожалуй, самое главное событие, для которого и приходили сюда утром. Лисин весь день читал «Морнинг стар». Теперь радостно заворачивает очки в тряпочку и прячет в карман. Татьяна тоскливо переобувается:

      – Что была сегодня на работе, что не была… Всё равно. Сидела бездельничала. Правда, только подсчитала, сколько стоит наша кооперативная квартира. 5780 рублей! Две четыреста мы уже заплатили.

      Похвалился и я:

      – А я, Тань, открыл сегодня жуткое дело. За пять месяцев в ТАССе я протёр двое штанов. А раньше одни носил целых пять лет!

      Уже шесть ноль пять. Комната пуста. Задержался лишь Саша, чтобы сказать своей пионерке, старше которой двое, последнюю фразу:

      – Я пишу, чтоб мы ели не только чёрный хлеб.

      Ушёл и Саша.

      Шесть ноль восемь.

      Что б ещё написать? Слава Богу, дневник спасает меня на работе. Может, что из него когда-нибудь пригодится. Может, начать мне исследование «Что делать, когда нечего делать в рабочее время?»

      Я сегодня впервые опоздал на десять минут. Я честно хочу пересидеть их. И я добросовестно пересидел.

      Я вышел из своей комнаты ровно в шесть десять. Аут.

      Вышел, мурлыча прилипчивый мотив:

      – И никто не узнает, где могилка моя…

      Дома меня встретил Анохин весёлой напевкой под гитару:

      – Жизнь – дешёвый мадригал…

      Кончив