Два брата. Бен Элтон

братнин кулак саданул его под дых.

      Отто невольно переломился, на что и был рассчитан меткий удар, и тотчас хук слева кувалдой сбил его наземь, из рассеченного уха потекла кровь, в глазах задвоилось.

      Отменная «тройка».

      Вот чего можно достичь внезапностью, хладнокровием и невозмутимой решимостью. Именно об этом неустанно говорил тренер по боксу. Оказалось, брат хорошо усвоил урок.

      Идею бокса подал Вольфганг. Фрида была категорически против.

      – Обучение драке к добру не приведет, – сказала она. – Еще возомнят, будто им все по плечу.

      – Они уже возомнили, – возразил Вольфганг. – Не помешает уравнять шансы.

      Разговор происходил два года назад, в 1930-м, когда в одночасье Берлин вновь превратился в сумасшедший дом, каким был при рождении близнецов. В город вернулись старые знакомые – звон разбитого стекла, топот, вопли и ружейная пальба. Казалось, они и не исчезали. Вновь шли ежедневные стычки между теми же группировками. Вот только у правых нацистские штурмовики заменили почивший и не оплаканный фрайкор.

      – Все как прежде, – сказал Вольфганг.

      – Нет, – мрачно ответила Фрида. – Для нас стало хуже.

      Вольфганг знал, что она права. Столь оголтелого антисемитизма еще не бывало. Гитлеровский гауляйтер Берлина Йозеф Геббельс ежедневно на каждом углу клял евреев – мол, их власть и влияние донельзя разлагают общество.

      – Если б мы вправду были так сильны, давно бы на хер его прикончили, – замечал Вольфганг.

      Немецкие евреи ничуть не походили на геббельсовский портрет. Никакой организованности и сплоченности – их объединяло лишь генеалогическое несчастье родиться евреями. Их обвиняли в коллективном заговоре и агрессии, а они были не способны даже на коллективную защиту, – Вольфганг мог обезопасить семью лишь тем, что поставил решетки на окна, носил свинчатку в кармане и отдал мальчиков в секцию бокса.

      Конечно, он не думал, что обретенные навыки они применят друг к другу.

      Позже ни Пауль, ни Отто не могли вспомнить, кто первым признался в любви к Дагмар. В результате сей исповеди вспыхнула небывало кровавая драка.

      Спровоцировала ее Зильке.

      В общественном саду неподалеку от квартиры Штенгелей, на грязном пятачке компания играла в «подковы», и Зильке воспользовалась случаем посудачить о «принцессе» Дагмар, которая «совсем уж вознеслась».

      – Задается, потому что богатая и смазливая, – брюзжала Зильке. – Потому что папаша миллионер.

      Уязвленный этим пренебрежительным отзывом, один близнец велел ей заткнуться – мол, Дагмар нормальная девчонка.

      Больше чем нормальная, влез другой близнец, просто замечательная. Даже классная. Офигенная.

      В общем, богиня, иначе не скажешь.

      И тут все всплыло. Штенгели втюрились.

      Оба в одну девочку.

      От злости и огорчения Зильке аж притопнула. Она давно подозревала, что в любезных ей близнецах зреет нечто подобное, но никак не ожидала столь всеобъемлющего чувства.

      – Дурь какая-то! – крикнула Зильке. – Нельзя ее любить вдвоем!

      С