Два брата. Бен Элтон

музыке и профан в педагогике, – сказал Фишер. – Я дока в торговле. Когда нанимаю сотрудников, я ищу людей, интересующихся тем, что им предстоит продавать. Чтобы сумели заинтересовать и покупателей. В вашем объявлении сказано: композитор, аранжировщик, инструменталист и вдобавок практикующий исполнитель. Мне это нравится. Не знаю, кто больше композитора интересуется музыкой. Разве что торговец пианино.

      – Хотите, чтобы я «продал» музыку вашему ребенку? – Вольфганг не сумел скрыть презрения.

      – Как всякий товар, верно? Если собираешься угрохать кучу денег на шляпу, сперва убедись, что она тебе нравится. Чтобы освоить любой инструмент, потребуется масса усилий и искренняя вера в музыку, не так ли? Да, я хочу, чтобы вы «продали» музыку и вдохновили Дагмар на учебу.

      Сказано откровенно, подумал Вольфганг, и в этом, бесспорно, есть резон.

      – У вас дети. Детская душа – величайшая загадка, в которой я не смыслю ни бельмеса. Вот отчего мы наняли двух нянек. Вы же сами воспитываете своих детей. На мой взгляд, отличная рекомендация.

      Вольфганг хотел ответить, но под Фридиным взглядом смолчал, и Фишер продолжил:

      – Мы с женой считаем, что у Дагмар проявился талант… – Он осекся, заметив насмешливую искру в глазах Вольфганга. – Не волнуйтесь, я не из тех нелепых родителей, которые мнят свое чадо вундеркиндом. Просто мы заметили, что бренчать на пианино ей интереснее, чем возиться с куклами, и решили нанять учителя. Я заглянул к двум-трем дорогим наставникам, но их так называемые «студии» – нечто среднее между тюрьмой и кладбищем. Я же хочу, чтобы дочь веселилась. Кроме того, пару раз я был на ваших концертах.

      – Правда? – встрепенулся Вольфганг. – Где?

      Фрида улыбнулась его щенячьей радости.

      – Давненько уже, поскольку нынче экономика оживает, работаешь допоздна. Но в инфляцию все были посвободнее, верно? Я слышал вас в «Джоплине».

      – Мой лучший ангажемент.

      – Да, там было весело. И вполне безумно. Помнится, хозяин клуба подошел к нашему столику и предложил мне продать универмаг. Вот так вот. Просто невероятно, ему было лет восемнадцать-девятнадцать.

      – Едва восемнадцать исполнилось, – сказал Вольфганг.

      – Ну вот. Думаю, этот молодой человек далеко пойдет.

      – К сожалению, нет. Он умер.

      – Господи! А что случилось?

      – В инфляцию у него развились склонности, которым позже он уже не мог потакать.

      – Ясно.

      – В тот год было много потерь. Он в их числе.

      – Весьма печально.

      – Да, и мне жаль. Он не знал нот, но был джазменом, каких я не встречал. Вспоминаю его всякий раз, как появляется новый американский диск. Он был бы в восторге. Дурачок. Ладно, герр Фишер, вы меня убедили. Я принимаю ангажемент. Буду продавать вашей дочери музыку.

      – Вольф! Ты должен убеждать, – укорила Фрида.

      – Да, конечно. Извините.

      – Все в порядке, – засмеялся герр Фишер. – Так и так хорошо.

      За дверью гостиной вновь влажно фыркнули, потом рассмеялись и зашаркали.

      – Дагмар