Львы Сицилии. Сага о Флорио. Стефания Аучи

кто посмелее, здороваются с Эмидио, рассматривают их самих и нехитрый скарб, оценивают одежду, жесты, буравят любопытными взглядами жизнь новых переселенцев.

      Уходите все прочь! – хотела бы закричать Джузеппина. – Убирайтесь!

      – Вот мы и пришли, – объявляет Эмидио.

      Деревянная дверь. Рядом корзины с фруктами, овощами и картофелем.

      Эмидио подходит ближе, пинает одну из корзин. Он упер руки в бока и говорит так, словно читает указ на площади.

      – Мастер Филиппо, я жду, когда вы это уберете! Прибыли новые жильцы из Баньяры.

      Сгорбленный старик-зеленщик с водянистым глазом выходит из лавки, держась за стены.

      – Ладно вам… Вот он я! – Он поднимает голову, вторым – живым – глазом скользит по Иньяцио и останавливается на Джузеппине.

      – Эх, вижу, вы не торопитесь! Я просил убрать все это еще утром, – упрекает его Эмидио.

      Старик шаркает к корзинам, тащит одну. Иньяцио хочет ему помочь. Эмидио кладет руку ему на плечо.

      – Мастер Филиппо сильнее нас с тобой, вместе взятых.

      В его словах чувствуется какой-то скрытый смысл.

      Это первый урок, который Иньяцио усвоит: в Палермо обрывок фразы может значить больше, чем целое высказывание.

      Кряхтя и тяжело вздыхая, зеленщик освобождает проход. На брусчатке остаются листья, апельсиновая кожура.

      Достаточно одного взгляда Эмидио, чтобы все было убрано.

      Наконец-то можно войти.

      Джузеппина осматривается. Сразу понятно, что в доме никто не жил месяца два, а то и больше. Кухня с очагом прямо тут, у порога. Дымоход работает плохо: стена почернела, плитки майолики щербатые, испачканы копотью. Стол и один табурет; никаких стульев. Створки деревянных шкафов разбухли от влаги. На потолочных балках паутина, пол грязный, песок скрипит под ногами.

      И темно.

      Очень темно.

      Гнев сменяется отвращением, горькая тошнота подступает к горлу.

      И это дом? Мой дом?

      Она заходит в спальню, куда прошли Эмидио и Иньяцио. Комната узкая, как коридор: слабый свет проникает из зарешеченного окна, выходящего во внутренний двор. С улицы доносится журчание фонтана.

      Две другие комнаты размером чуть больше кладовки. Даже дверей нет, вместо них – занавески.

      Джузеппина прижимает к груди Винченцо, смотрит по сторонам и не верит своим глазам. Но все так: грязь, нищета.

      Просыпается Винченцо. Он голоден.

      Джузеппина возвращается на кухню. Теперь она одна: Иньяцио с Эмидио ушли. Она чувствует, как подкашиваются ноги, и тяжело опускается на табурет, чтобы не рухнуть на пол.

      Солнце садится, скоро темнота накроет Палермо, и эта лачуга превратится в склеп.

      Когда возвращается Иньяцио, она так и сидит, безучастная ко всему. Ребенок хнычет.

      Только тогда она принимается разбирать вещи.

      – Помочь? – спрашивает Иньяцио. – Скоро придет Паоло с корзинами и коррьолой. – Иньяцио невыносимо видеть выражение ужаса на лице Джузеппины. Он хотел бы отвлечь