Когда булочки ещё умели смеяться. Женя Сорокопятка

написал. Написал-таки, но – с особенной лексикой, и не постеснялся её, хотя моя книга – она про моё детство. И из детства. Как и я сам.

      Я настолько из детства, что даже, когда высчитываю дни до нужной мне даты, то не кидаюсь к карманным или настенным календарям, нет, я представляю себе школьный дневник, распахнутый на развороте. Понедельник, вторник, среда – они всегда были напечатаны с одной стороны, на правой стороне разворота. Напротив же, на другом листе – четверг, пятница и суббота. Воскресенья нету и не было, его не печатали, потому что школьная неделя – это неделя-шестидневка, а воскресенье – выходной, хотя мне казалось, что седьмой день в дневниках не напечатали специально, потому что хотели, чтобы столбцы и колонки на второй страничке обязательно были ровными и похожими, как на первой, и чтобы строчки – одного размера, как на первой странице… Так всю свою жизнь и считаю мысленно, листаю ее воображаемым школьным дневником. Представляю себе зелёные страницы дневника и шагаю по ним до искомой даты: «Понедельник – это у нас 22 число, так, вторник – 23-е, среда 24-е… 29 августа это, получается, понедельник». Работает безотказно.

* * *

      Без мыслей легко. Лишь некуда деваться от мыслей, которые – целыми абзацами или даже страницами машинописного текста. Мысли просят рукописи. В моём случае – текстового набора. Этим моим накоплениям есть одна дорога – в книгу, на страницы моего «отчёта о проделанной жизни». Я без утайки перелопачу клавиатурой то, что мне хочется рассказать, и даже с использованием особенной лексики, пока не скажу достаточно о главном в своей книге – о себе, с большой угловатой любовью в маленьком одноместном сердце.

      Свою книгу я бы мог натянуть на полновесную, как «Сказку о царе Салтане». Когда по пять раз – про царя Салтана, пять раз – «вы откуда и куда», и – про белочку, что орешки всё грызёт. Глядишь, и количество страниц набежало бы, но я не стану… И в финале книги ничего важного я не скажу, и поучать не стану. Все поучают! Вон, даже туалетная бумага – своей перфорацией. Поучает, что отрывать нужно столько или два раза по столько, или – три.

      Когда всё-таки выйдет моя книга, я не буду знать, кому подарить её. Потому что подарить свою книгу мне особо-то и некому. Насчитал от силы полтора десятка человек, причём, это уже вместе с теми, кто в ответ на мой подарок лишь мысленно покрутит пальцем у виска. Но для меня это – не повод грустить. Важно, что своей книгой я успел. Успел и опередил неминуемость какой-то подлой болезни, когда – бац! и забыл, и потерялся, и забылся, – и уже овощ (ешь, спишь и проч.), и уже не живёшь многослойным, но любимым прошлым.

      Думаю, меня готовится в будущем настичь эта немилосердная херня с трудно выговариваемым диагнозом. Предпосылок много. Во-первых, подсчитано, что на планете к 2050 году число заболевших тем же Альцгеймером вырастет вчетверо. Во-вторых, меня уже давно взрывает любая мелочь, когда она по чьей-то вине потерялась, или – когда не на месте, не там, куда я её кладу всегда, кладу много раз подряд или вот только