Портрет с отрезанной головой. Аглаида Лой

курила и смотрела вдаль: с седьмого этажа открывался замечательно живописный вид на протекавшую неподалеку речку Каменку, крутые склоны берегов которой были плотно застроены одноэтажными домиками в окружении сиреневых садов и огородов. Скоро ко мне присоединилась Натали. На лоджии было все же приятнее, чем в квартире – дул легкий освежающий ветерок, – и в помещение возвращаться не хотелось. Мы болтали о том о сем, немного сплетничали о старых знакомых, припоминая, кто за кого вышел замуж, кто уехал из города по направлению, а кто и вовсе пропал из виду. Оказывается, в город ненадолго нагрянул Вова-пионер и интересовался у Надежды телефоном Натали, о чем та сообщила ей только что. Быть может, позвонит, с сомнением сказала Натали.

      Еще в студенческие годы она питала к нему простительную слабость: высокий, породистый, с дворянским гонором и вообще «белый человек», – высшая оценка с ее стороны. Без сомнения, она была в него немного влюблена, хотя называла исключительно Вовой-пионером и иронизировала на его счет. Как-то раз я случайно пересекалась с ним, без предупреждения зайдя к ней в гости, это было еще на родительской квартире. Они сидели вдвоем в ее маленькой комнатке, раскрасневшиеся и несколько смущенные моим приходом. Довольно быстро сообразив, что в данной ситуации стала третьей лишней, я простилась и ушла. Невооруженным глазом было видно, что Натали неровно дышит к этому длинному парню, похожему на одного известного актера. Позднее она рассказала мне, что он и в самом деле племянник этого актера, однако судьба его сложилась нелегко. После возвращения на родину из Харбина, отец и его родной брат, дядя Вовы-пионера, были арестованы и сгинули где-то в лагерях на лесоповале. Воспитывала его тетка, у которой были свои дети, и лишний рот оказался в тягость, о чем она не забывала постоянно напоминать мальчику; проживали они в деревянном старом бараке с печным отоплением и удобствами на улице. Поэтому Вова-пионер вырос очень ранимым человеком с кучей комплексов.

      Заговорившись, мы совершенно забыли про остальных. И напрасно. Потому что из комнаты сначала послышались громкие женские голоса, а затем женский вскрик и звуки борьбы. Мы переглянулись и бросились в комнату. Представшая нашим взорам картина впечатляла. На ручке кресла, в котором устроился Сержик, восседала Надежда и, наклонившись к нему, обнимала рукой за шею. Вид у нее был взъерошенный и злой. Но еще более взъерошенный и злой вид имела Таша. Глубоко возмущенная наглым поведением Надежды, она стояла возле кресла и высказывала ей все, что про нее думает, в не совсем печатных выражениях.

      – Вот ведь паскуда! – в сердцах воскликнула Натали. – Ну что с ней делать? Как напьется, вешается на всех мужчин без разбора. Девочки, прекратите! Надежда, кончай дурить!

      – А что такое? – нагло поинтересовалась Надежда, обводя всех невинными голубыми глазами. – Мы просто разговариваем, – и она ласково взъерошила Сержику волосы. – Видите, ему нравится…

      Судя по довольной