Послевкусие. Галина Коваль

Тот самый! Он действительно рад видеть друга, рад узнать продолжение странной истории, начавшийся в его рабочем кабинете.

      – Что за пекло этим летом! Как в Египте. Как дела, Борис? Здравствуйте!

      Нотариус кивнул Татьяне Владимировне. За его спиной жена и дочь с явными признаками ожирения первой степени. Дочь можно принять за армянскую девочку. Этакая булочка, перетянутая кофточкой со стразами в трёх уровнях. А мама счастлива, глядя на дочь. Постоянно её трогает, обирает, приглаживает чёлку. Ребёнок мрачен и неразговорчив. Ребёнок требует продолжения банкета, ребёнок желает в кафе есть фастфуд. Видимо, жена нотариуса в курсе событий, произошедших с Борисом Николаевичем, и рада удовлетворить своё любопытство, тут же начиная разговор с Татьяной. Дочь выказывает явные признаки раздражения, теребит руку отца, дрыгает ногами. Отец вынужден предложить женщинам продолжить поход за покупками вдвоём. А самим поиграть в боулинг.

      – Вы давно знакомы с Борисом?

      – Дату не помню. Кажется, вот то, что мне надо!

      Татьяна направляется к вешалкам с блузками. Горячее тело новой знакомой преследует её.

      – Где вы живёте?

      – В квартире Бориса.

      – Выходит, Борис не оставил жене квартиру?

      – Не посвящена в подробности.

      Татьяна надела блузку и застёгивала на ней пуговицы.

      – Борис любит стройных женщин.

      Татьяна удивлена и испытующе смотрит на новую знакомую. Та понимает свою оплошность и спешит исправить положение.

      – В смысле вы стройная. Сколько вам лет?

      – Сорок восемь. Я беру эту блузку, – обратилась Татьяна к продавцу. – Вам ничего здесь не приглянулось?

      Жена нотариуса лениво обвела взглядом помещение и отрицательно покачала головой.

      – Тогда возвратимся к нашим мужчинам.

      В боулинге полумрак, освещены только дорожки. Борис Николаевич с другом не играют, а сидят за столиком, где «армянская» девочка поедает пиццу.

      Глава пятая

      Копчёная Москва затаила дыхание. «Жареное солнце!» Эти слова из песни Чичериной, очень подходили к светилу на небосводе этим летом. Дышать полной грудью нельзя, отравишься. Исчезла видимость, в смоге, как в тумане, прячется всё. Будто ватное чудище прижимается к стенам твоего дома и выдыхает яды.

      – У меня грудь всегда была слабая.

      Маша посмотрела в сторону кровати, где лежала Хельга. Удивительно! Как только она ложилась под одеяло, Маше начинало казаться, что там лежит ребёнок, а не студентка московского вуза.

      – Давит и давит. – Руки ребёнка нервно теребили край лёгкого одеяла.

      – Я не могу в такую жару чем-нибудь накрываться, – говорит Маша.

      – А я не могу не накрываться. Неуютно мне.

      – Ты плохо себя чувствуешь? У тебя болит где-то?

      – И так век короткий, а тут ещё травят нас.

      – Тебе не страшно знать и говорить об этом вслух? Читала в интернете о лилипуте-женщине в Индии, прожившей сто один год.

      – Потому что её на руках носили и делали всё за неё. – Хельга