Послевкусие. Галина Коваль

Надо будет дочери сказать, что знакомы мы давно. А то как-то неудобно, – заявил он и получил в ответ:

      – Я врать не буду, потом всё равно проговорюсь.

      Что за человек его новая женщина, как она жила до него? Он разглядывал её лицо и понимал, что ему это неинтересно. Ему ничего не надо знать, что может спугнуть новизну ощущений. Но кое-что знает! Это её дочь, что жила этажом выше, прямо над ним. Дикая трагедия! Ещё он знает её профессию и место работы. Знает, что легко идёт на компромисс. Не злоупотребляет косметикой, духами, не курит. Это хорошо. Готовит. Ура! Готовит! Что ещё? Видел её «бывшего». Звёздный товарищ. В смысле при звании высоком и при погонах. Знает, где она живёт. Кажется, всё! Нет, не всё. Нравится ему эта женщина, греет изнутри.

      На кухне женщина предавалась своим мыслям. У неё было такое ощущение, будто она знает Бориса сто лет. Она помнит, как знакомились с ней мужчины. Поток комплиментов, рассказов о себе и обещания или туманные намёки на безоблачное будущее. Нельзя сказать, что это плохо или неправильно. Это не так оказывалось потом…

      Она его ещё ни разу не назвала по имени. Борис! Грубое в произношении имя. Он ни разу не назвал её Татьяной. Она посмотрела на потолок. Села за стол. Опять посмотрела. Над ней пустая квартира дочери. К добру ли эти совпадения? Вздохнула. Собралась выйти из кухни. Борис шел навстречу. Поймал её взгляд на потолок.

      – Как она? – показал глазами вверх.

      – Там, где и положено в таких случаях.

      – Надолго?

      – Надолго. Может, будет амнистия…

      – Хочу по магазинам, – капризным женским голосом пропищал мужчина.

      – Я тоже хочу.

      – Хочу тебя сегодня радовать… – пропел мужчина.

      – Радуй. Я переоденусь.

      Борис смотрел вслед Татьяне и не находил в ней ничего похожего на бывшую женщину, а как греет душу да глаз радует! Зазвонил телефон. Дочь.

      – Пап, я остаюсь в Москве. Скажи Сереже, пусть не приезжает.

      – В Москве сейчас опасно. А Сергею сама позвони и скажи.

      – Ну, пап… – заныла дочь в телефоне.

      – Слышу, понимаю, но это твоё личное дело и решай его сама. Наберись смелости.

      – Пап! Я не умею…

      – Быть честной ты не умеешь?

      Повисла пауза.

      – Хорошо, пап, позвоню сама Сергею. Значит, я остаюсь в Москве. У меня же кондиционер в квартире.

      – С мамой советовалась?

      – Да. Мама много говорит. Я мало что поняла.

      – Я брошу на карточку деньги.

      – Спасибо, пап, транжирой не буду.

      Они попрощались.

      – У тебя рубашка несвежая, – сказала женщина, когда мужчина прижал её к себе в лифте.

      – Спохватилась. Потерпишь.

      Оба затаили дыхание, ощущая друг друга.

      – Ты маленькая.

      – Ты сильный и горячий, как утюг.

      Вышли из подъезда. Солнце расплавилось, казалось, что оно прольется сейчас на землю раскалённой, тяжёлой лавой. Семь часов вечера, а вокруг словно полдень. Всё, что растёт из земли, замерло намертво, не шевельнётся, не колыхнётся. Ни собак, ни кошек,