Дамское счастье. Эмиль Золя

молодого человека, который забегался.

      – Ваша очередь прошла… Я вас звал, как же вы были там сзади…

      – Но мосье, я не слышал.

      – Достаточно. Запишитесь в очередь. Пойдемте, мосье Фавьер, это для вас.

      Взглядом Фавьер, очень довольный произведенным эффектом, извинился перед своим другом. Гутин, с бледными губами, склонил голову. Что его взбесило, так это то, что он хорошо знал клиентку, восхитительную блондинку, которая часто приходила в отдел, и продавцы называли ее между собой «красивой дамой», ничего не зная о ней, не зная и ее имени. Она купила много, делая обивку своей кареты, а потом исчезла. Высокая, элегантная, с изысканным шармом, она казалось человеком самого лучшего общества и очень богатой.

      – Хорошо! ваша кокотка? – спросил Гутин Фавьера, когда тот подошел к кассе, куда сопровождал даму.

      – О! кокотка! Нет, она слишком порядочна. Это, должно быть, жена дельца или врача, наконец, не знаю, что-нибудь этом духе.

      – Оставьте! Это кокотка… В духе элегантных женщин, то, что можно сказать сегодня.

      Фавьер посмотрел в свою записную книжку доходов. Я ей приклеил двести девяносто три франка. Это мне даст три франка.

      Гутин поджал губы и освободился от своей обиды через записную книжку; еще одно смешное изобретение, которое обременяло их карманы! Было между ними что-то вроде немой борьбы. Фавьер обычно действовал, признавая верховодство Гутина, дышавшего ему в затылок. А последний страдал от трех франков, полученных так непринужденно продавцом, не сознававшим своих сил. Поистине, прекрасный день. Если так будет продолжаться, он не сможет оплатить даже сельтерской воды для своих гостей. В разгоравшемся сражении Гутин прогуливался перед прилавками, ревнуя к своему шефу, длинными зубами желая взять свой кусок, в надежде на молодую худенькую женщину, которой он повторял:

      – Ну, это ясно. Скажите, я сделаю все возможное, чтобы оказать услугу господину Мюре.

      В течение долгого времени Мюре не было на антресолях, он стоял перед лестницей в холле. Вдруг он снова появился на большой лестнице, спустился в подвальный этаж и оттуда еще следил за внутренней жизнью торгового дома. Его лицо засветилось, вера возродилась и усилилась благодаря потоку людей, который мало-помалу наполнял магазин. Наконец-то состоялся ожидавшийся рывок, послеполуденная толкотня, в которой он, в своей лихорадке чувств, на мгновение разуверился; все служащие находились на постах; последний удар часов прозвонил конец завтрака третьего стола; ужасное утро, без сомнения, к девяти часам, отмеченное ливнем, могло еще перемениться, так как на голубом утреннем небе вновь повторилась победная веселость. Теперь секции на антресолях оживились, надо было позволить пройти дамам, которые маленькими группами поднимались в секции «Белья» и «Готового платья», а рядом с собой, в «Кружевах» и «Шалях», Мюре слышал полет больших цифр. Но взглянув на галерею подвального этажа, он обнадежил себя: «Галантерея», «Белая одежда» и отдел «Хлопка» были запружены: