Подношение ушедшей эпохе. Элла Крылова

ночную пришелицу – оранжевую черепаху. Учительница, рассматривая рисунок, сказала:

      – Ты очень хорошо, как будто с натуры, нарисовала черепаху. Но почему она у тебя оранжевая? Таких в жизни не бывает.

      – Бывает. – убежденно сказала Аня. – В другой жизни.

      10 Декабря 2000 г.

      6. СЕВЕР

      …Весной прилетели свиристели, как елочные игрушки, повисли на раскидистой рябине за домом, клевали размякшие терпкие ягоды, мелодично журчали. Наедались так, что падали в беспамятстве на землю – бери голыми руками, -но никто их не ловил, потому что вокруг жили добрые люди.

      Хорошо балбесничать летом в тихом тенистом от огромных крон дворе! В стеклянных террасах двухэтажных деревянных домов весело играет солнце, в проеме открытого окна нашего жилища нежится красавица кошка Симка – гроза местных собак. В палисадниках буйствует цветение – пионы. георгины, золотые шары и цветы, похожие на гладиолусы, которые мы, дети, называли куколками: соединишь чашечку с круглым бутоном спичкой – и вот тебе придворная дама в кринолинах. На лугу на домом порхают разные бабочки и мотыльки, которых уже много в твоей коллекции, в том числе бабочка "Павлиний глаз", самая прекрасная и самая таинственная. В сырых деревянных подъездах, пахнущих кошками, эти бабочки висели на изъеденных древоточцами перилах вниз головой, как летучие мыши. Их, как объевшихся свиристелей, можно было брать голыми руками, но это было не честно.

      Хорошо, когда привозят козью шерсть, и бабушка располагается в комнате с прялкой и веретеном, чтобы вершить древнее священнодействие, преображаясь из простой смертной в греческую богиню Мойру, прядущую нити судьбы. А ты сидишь рядом со сверкающей лаково мандолиной в руках, слишком большой для тебя, но такой восхитительной, пусть ты и не умеешь на ней играть, а только осторожно пощипываешь струны.

      Но зовут какие-то новые дали, неожиданно распахиваясь перед тобою, совсем не ясные, почти пугающие, и все же чертовски заманчивые…

      Аня, мыкаясь у палисадника, с тревогой слушала через открытое окно, как бабка препирается с мамой: "Не пущу Аньку ни на какие севера, нечего ей там делать! Ей в сентябре в школу идти!" Мама мягко возражала, что и на Севере есть школа, а не только клюква да медведи. Так они спорили, как казалось Ане, бесконечно. Наконец, мама

      сказала: "Хорошо, я спрошу у самой Ани, хочет она ехать или нет." На что бабка тут же заворчала: "Еще чего! У неразумного дитяти спрашивать!" "А я все-таки спрошу, пусть Аня сама решит." Аня так перепугалась, что бросилась наутек и спряталась за домом в саду, в ветвях яблони. Надо было решаться, оставаться с бабкой или ехать с мамой в какой-то северный город Мончегорск. Если бы ехать только с мамой! Недавно у Ани появился отчим, который ей сразу не понравился. Когда он впервые переступил порог их квартиры, внутренний голос рявкнул Ане: "Мерзавец, дрянь, подлец." (Как показали дальнейшие годы, Анин внутренний голос не ошибся.) И все-таки неизвестная даль манила, звала к свершению, к приключениям, блазнила новизной