Распятая на звезде. Андрей Петрович Горюн

облик, очень бодрило.

      Он вошел в тот домик, под крыльцом которого он спал совсем недавно. Дверь была не заперта, а закрыта на щеколду. Внутри, как и следовало ожидать, не имелось ничего ценного: широкая лавка у стены, на которой разложено какое-то тряпье, колченогий стол и одинокий корявый табурет поодаль. В углу, который вполне можно поименовать красным, виднелась широкая полочка, определенно божница, но там не имелось ни одной иконы. Однако, самое важное – Александр Дмитриевич, в этом не сомневался, должно было находиться за печкой: дрова, спички, соль и сухари (на Урале хозяева всегда оставляли такие подарки непрошеным гостям, которых беда могла привести в их дом). Его ожидания оправдались. Пусть и понемногу, но все самое необходимое оказалось на своем месте.

      Можно было согреться и подкрепиться. И этой возможностью грешно не воспользоваться. Первую ночь своей новой жизни Александр Дмитриевич мог провести в относительном комфорте, чтобы, набравшись сил, утром отправиться в путь. Однако от продолжительного отдыха ему пришлось отказаться почти сразу. Сориентировавшись по заходящему солнцу, он понял, что должен идти на юго-запад, чтобы через пару часов выйти к Уктусу, небольшой деревеньке, лежащей на Челябинском тракте. Обойти стороной ее было нельзя, отворачивая в сторону, пришлось бы идти вокруг всего Нижне-Исетского пруда, а это – лишние полтора десятка верст! В его положении, когда приходилось во что бы то ни стало оставаться незамеченным, селение необходимо было пересечь в темноте. А значит – в путь следовало отправиться без промедлений.

      В сумерках идти было сложно, но Александр Дмитриевич не сбился с пути и к наступлению ночи уже лежал за околицей. Переждав немного, он крадучись, огородами перебрался на другую сторону. Обошлось. Похоже, его никто не заметил.

      Эти места ему были хорошо известны, и относительная темнота не являлась помехой. Он обогнул крутую горку, поднимавшуюся с левой стороны, и двинулся вдоль русла реки Патрушихи. По плотине, подпиравшей Елизаветинский пруд, он перешел на другую сторону и, пройдя по сухому ручью, отправился в сторону железной дороги. Буквально одним броском преодолев насыпь, а сразу за ней дорогу, ведущую в сторону Полевского завода, он решительно углубился в лес. Все!.. Дальше, почти до самого дома можно было пробираться тайгою, вовсе не рискуя наткнуться на людей.

      Прошагав еще какое-то время и оказавшись в непролазной чащобе, он решил, наконец, остановиться, чтобы немного отдохнуть: привалился к стволу покосившегося дерева, пожевал сухарей, предусмотрительно захваченных из избушки, и стал дожидаться утра.

      Измотанный долгим переходом и не отошедший от пережитого стресса, он глубоко задремал и очнулся только тогда, когда солнце уже показалось над горизонтом. Он проглотил остатки сухарей и, примерно определив нужное направление, отправился в путь. Конечно, если бы он был помоложе, то забрался на высокое дерево и попытался сориентироваться. Но теперь об этом не приходилось даже мечтать. Оставалось полагаться на удачу