Земля имеет форму чемодана. Владимир Орлов

И не желаете удовлетворить своё острейшее любопытство?

      – Не желаю, – решительно сказал Куропёлкин.

      50

      И остался стоять вблизи так и не закрытого им Люка. Он уже знал, что спустится в Люк. Руки зудели. Но посчитал, что надо немного повременить. Не хотелось, чтобы его спуск, хоть бы и недолгий, проходил в присутствии Голоса, назвавшего его флотским (или колодезного существа, вступавшего с ним, Куропёлкиным, в разговоры), и тем более при его участии. Кстати, не питалось ли это существо – Колодезник или дядя Люк – рваными башмаками? Башмаками – это ладно. А не проглатывало ли оно и не переваривало ли затем сбрасываемых в Люк Шахерезадов? А теперь оно оголодало из-за проколов в служебной деятельности дворецкого Трескучего, связь с Трескучим здесь очевидно угадывалась, и для этого Колодезника или дяди Люка, уставшего от пожирания башмаков, явление Куропёлкина вышло несомненным подарком. Пивные бутылки, надо полагать, организм Колодезника не принял. Другое дело, что заманить Куропёлкина спуститься в гости Голосу не удалось. Но вдруг он был способен вылезать за добычей из Люка?

      «И всё же поползаю по скобам!» – постановил Куропёлкин. А потребовал этого акробат.

      Куропёлкин вспомнил о пакете с грибами. Не лезть же в колодец с раздутым пакетом. И неудобно, и раскрошишь шампиньоны. Бросить их в колодец? Шиш! Хозяйственный человек, приученный жизнью к правилу: «Главное, чтобы добро не пропадало!», он не был намерен выбрасывать своё добро кому ни попало, тем более пожирающему рваную обувь, пакет же Дуняшин и грибы следовало донести до кухни. К тому же летящим вниз пакетом не стоило раздражать Колодезника или вызывать его возбуждение и, что уж самое опасное и вовсе не нужное, – стряхивать с него сытый (после поедания ковбойского сапога и скороходского полуботинка) сон, возможно, сон гигантской Мокрицы. А потому Куропёлкин со старанием уложил пакет с грибами в траву погуще, а подумав, прикрыл его соломенной шляпой странно-гибридного вида – и не сомбреро она, и не защитница от новороссийского жара чумаков на степных шляхах, не крышка для голов вьетнамских рисоводов.

      Тянуть дальше было стыдно. И Куропёлкин перелез через борт Люка.

      Руки его стосковались по физическим напряжениям. Да и не одни лишь руки. Всё тело. И сразу же, к радости Куропёлкина, он ощутил, что за шесть дней безделья, валяния в душных комнатушках и нежных касаний рук массажисток, без удовольствий игр со штангой и гирями, прочими железками, верчений на перекладине, он не захирел, не усох и жаждет силовых подвигов. Ну, не подвигов, конечно, и не рекордов (тоже мне Алексеев!), а необходимого ему теперь выхода энергии.

      Скобы шли с трёх сторон колодца. Куропёлкин опробовал верхние скобы всех трёх спусков и понял, что в случае неожиданного сброса в Люк мусора можно будет вмяться в проём между спусками и уберечься от падения и пролития на него малоприятных вещей или жидкостей. Куропёлкин не сразу, но обнаружил камень-кнопку, позволившую ему деликатно опустить хрустальную крышу Люка. При этом убедился, что тем же самым «пультом» можно будет Люк