Все, что вы скажете. Джиллиан Макаллистер

Станет ли Лондон – который мы с Рубеном так любим – чем-то вроде комнаты для ожидания моего… чего именно? Ареста? Я прогоняю эти мысли, просто не могу об этом думать.

      – К «Изгоняющему дьявола» я не готова, – говорю Рубену и стараюсь сгладить отказ легким смешком.

      – Мы же договаривались смотреть по порядку. – Рубен строгий приверженец правил.

      Он стоит в конце нашей длинной, узкой кухни, и то, как падает свет, напоминает мне о дне нашей свадьбы: Рубен стоял в конце прохода, наполовину в тени. Я так долго представляла нашу свадьбу – планирование и организация почти убили меня, – что, когда этот день наконец настал, провела его, притворившись, что это чей-то другой праздник, а я на нем просто гость. Так мне удалось получить больше удовольствия.

      Я помню наш первый поцелуй в статусе мужа и жены. Возможно, Рубен смущался целовать меня перед толпой людей или был обеспокоен только что принятым решением, а возможно, считал, что это я встревожена. Но я помню тот поцелуй – сухой, формальный, – обычно он целует меня не так. Я никогда не спрашивала его, почему так получилось, но всегда помню об этом.

      – Ок. – Рубен выходит из комнаты с бокалом вина в руке, и я слышу, что он идет в спальню.

      После его ухода я замечаю, что в лотке для писем на кухонном столе лежит листок, сложенный пополам. Вытаскиваю его, стараясь отвлечься от вихря мыслей, бушующего на задворках сознания. Это бланк заявки. Узнаю свой почерк и разворачиваю лист. Это мое заявление на поступление на курс писательского мастерства. Как я могла забыть? Подношу к свету этот кусочек моей жизни «До». В прошлый вторник я распечатала и заполнила эту форму, но забыла ее отправить. Рубен скрепкой прикрепил к письму марку – он всегда пытается помочь.

      Муж возвращается в гостиную, я кладу письмо обратно и сажусь к нему на диван.

      – Спасибо за марку, но я не уверена, что сочинительство это мое «Призвание».

      Рубен кивает, откладывает в сторону газету, которую читал, и говорит, смотря на меня:

      – Тебе не нужно «Призвание».

      – Нет?

      – Я почти решил судоку. – Рубен показывает мне газету.

      Смотрю на нее и подсказываю:

      – Там восемь, а там два.

      – Ты слишком умная, чтобы быть счастливой, Мерфи, – говорит он. – Ты идешь спать? Возьми с собой вино. Мы уже не сможем такого себе позволить, когда появится крошка Олива.

      Он тоже все чаще и чаще говорит о детях. «Скоро», – твердим мы, желая насладиться последними мгновениями жизни только вдвоем.

      – Да. – Я снова представляю Сэдика, лежащего на земле лицом вниз.

      Я пойду спать вместе с Рубеном, буду читать книгу, пока он обнимает меня, а утром все ему расскажу.

      – Ты ничего не хочешь мне сказать? – спрашивает Рубен, когда я забираюсь в кровать.

      – Сказать что? – бормочу я, глядя на жалюзи, ожидая, что они вспыхнут синим цветом, извещая о прибытии полиции, или что зазвонит телефон.

      Ничего не происходит, и я не могу поверить, что действительно